Глава 6
Эльвара день за днём работала с мнемобанками, делая лишь короткие перерывы на сон и еду. Наолинские дни были почти вдвое длиннее, чем дни на неведомой Терре, откуда доставил гаджеты какой-то исследователь из Комитета по Дальнему Поиску. Девушке нужно было расшифровать записи мыслей и составить краткий отчёт об истории и языке этой планеты. Задание завершало цикл обучения и было экзаменом, позволявшим получить квалификацию межзвёздного лингвиста-историка и приглашение в серьёзный проект.
Эльвара втайне мечтала о том времени, когда можно будет думать не только об учёбе и работе, а уделять хоть немного внимания личной жизни. Возможно даже создать семью. Но сейчас все юноши были ей безразличны — ведь отношения могли отвлечь от главного дела.
Гора неразобранных мнемобанков в углу комнаты уменьшалась медленно. Гаджеты были очень старой модели, изготовленные в далёком прошлом. Часто приходилось вызывать технического специалиста, чтобы просто включить их. Мнемобанки были записаны в разные века и в разных регионах Терры, и, хотя кто-то уже явно пытался рассортировать их, работа была ещё далека от завершения.
Иногда Эльваре казалось, что разные мнемобанки говорят об одном и том же, но настолько по-разному, что никакой уверенности в этом не было. Чаще всего это происходило при описании военных сражений, будто бы кто-то многократно приукрашивал победы, но забывал честно рассказать про поражения. Эльвара уже несколько раз просила робота, обладавшего искусственным разумом, оценить вероятность того, что разные источники рассказывают об одном и том же событии.
Иногда чистый поток мыслей дополнялся зрительными и акустическими образами. Такие сюжеты очень увлекали Эльвару — ведь ей удавалось сопоставить звучание террианских слов с написанием букв языка, и постепенно она сама научилась произносить некоторые слова, причём не тупо, а с пониманием их смысла. Этот навык рос день ото дня, но осваивать его было не просто.
Постепенно Эльвара поняла главную причину своих затруднений. В разных землях Терры говорили на разных языках, но некоторые языки были похожи, отличаясь лишь отдельными словами и произношением. Например, простой народ Неаполиса говорил почти так же, как высокопарная знать из столицы, Рима, но по-смешному проглатывая начала и окончания слов, и заменяя звонкие звуки на шипящие. Римляне с презрением называли народный язык «вульгатой».
Некоторые языки отличались гораздо сильнее, как, например, язык пришельцев с севера, но, всё равно, в них было много похожих слов. Однако, были народы, которые говорили совсем по-другому. В Неаполисе их называли «аларби». Когда Эльвара впервые увидела зрительный образ книги на таком языке, она даже не сразу поняла, что это такое. В отличие от римских книг, написанных отделёнными друг от друга крупными буквами, текст аларби выглядел как один сплошной неразделимый каракуль. Оказалось, что аларби выводят свои слова справа налево, что ввело Эльвару в окончательный ступор.
В не меньшей степени Эльвару озадачивали многочисленные постройки, увенчанные неизменным крестообразным украшением. Такие дома стояли в каждом городе и селении и назывались «кьеза». Рядом обычно строили башенку, в которой на верхнем полуоткрытом этаже вешали тяжёлый куполообразный предмет. Время от времени купол раскачивали, и он издавал гулкие удары. Понять смысл этого обряда Эльвара так и не смогла.
Чем больше Эльвара возилась с мнемобанками, тем больше ей нравилось это занятие. Она радовалась каждому акустическому фрагменту, ведь некоторые из них содержали музыку и пение. Песни с другого конца вселенной — это было так круто!
Однажды на мнемобанке, помеченном «Сивилла из Кумы», Эльвара услышала мелодию, которая тронула ей душу. Смысл песни она уже могла понять, кроме одного слова, и это слово казалось ей очень важным. Эльвара включила робот, которому уже были скормлены мысли из тысяч мнемобанков. Умное устройство, сопоставляя одно и тоже слово в разных контекстах, могло понять его смысл.
— Диамант, — отчётливо сказала Эльвара и дала команду начать анализ.
Робот взял паузу, которая продлилась довольно долго — видимо, слово встречалось нечасто, и пришлось порыться в глубинных массивах информации. Но робот справился! Он вывел результат на экран, посчитав, что мысленный ответ не будет точным из-за отсутствия некоторых понятий на Наолине:
«Диамант или алмаз (на языке Терры) — очень твёрдая прозрачная горная порода. Образуется в недрах планеты из некоторых модификаций химического элемента #6 при предельно высоких давлениях и температурах. В обработанном виде используется как женское украшение или как средство накопления богатства. На Наолине не встречается из-за отсутствия необходимых условий. Искусственно не изготавливается ввиду наличия более качественных аналогов».
«Ага, что-то очень твердое, прозрачное и красивое. Нравится женщинам. Любопытно», — подумала Эльвара и снова включила песню.
О, моё сердце, о моё сердце,
Будь оно даже из алмаза,
То раскололась бы
от этой боли!
Как много чувства,
как много чувства
В нём всегда
И беспрестанно.
Эльвара была достаточно сообразительной и поняла, что песня воспевает вовсе не кардиологическое заболевание. Кроме того, как будущий космолингвист, она знала, что у цивилизаций, не использующих обмен мыслями, слова не обязательно несут буквальный смысл.
Но всё же о какой боли поётся в песне? До неё уже дошла трагическая история девушки, упавшей в море с высокой скалы во время миссии на Терру. Эльвара почему-то сразу решила, что это был не просто несчастный случай. Теперь же ей стало казаться, что гибель Ли имеет что-то общее с песней про сердце и алмаз. И то, и другое трудно было понять, но вызывали эти истории не жалость и печаль, а щемящее чувство, какого она раньше не испытывала.
Песня не выходила из головы Эльвары несколько дней, она включала её раз за разом, пока не поняла, что если не справится с этой манией, то рискует не завершить свою работу в срок.
Эльвара продолжила работать с мнемобанками Сивиллы из Кумы и, как назло, снова наткнулась на песню. Мелодия тут была не такой красивой, зато весёлой.
Всем муку просею, дамы!
Хорошо просею!
Ну, кому муку просеять?
Я просею славно очень,
У тебя мука прекрасна!
Я просею, когда захочешь,
Утром, вечером, ежечасно.
Нас никто здесь не увидит,
Ну, кому муку просеять?
Текст казался странным. Что такое «мука» на Наолине было известно, но изготавливали её из местных злаков, конечно, автоматы. Не было ничего удивительного, что на отсталой Терре муку мелят и просеивают вручную. Но почему герой песни делает это только для женщин, причём «утром, вечером, ежечасно», и почему важно, чтобы этого никто не увидел?
И тут Эльвара поняла, не даром же она была почти дипломированным космолингвистом! А когда поняла, покраснела до самых корней своих светлых волос. Вот оказывается, на что на самом деле намекал юноша- «просеиватель» словами «у тебя мука прекрасна»!
Эльвара твёрдо решила больше не тратить драгоценное время на прослушивание легкомысленных песенок, занесенных с другого конца вселенной. На следующее утро она выбрала мнемобанк, который был помечен «Сивилла Тибуртина». Слово «сивилла» пока ничего не говорило Эльваре — она ещё не успела ознакомиться с историей семи сивилл, живших в разных местах на Терре.
Эльвара включила мнемобанк. Неведомая женщина с долей иронии рассказывала о своей встрече с императором. Этот правитель решил, что ему недостаточно власти над людьми и задумал стать богом. Как и заведено в истинных демократиях, подданные чутко уловили желание правителя, и сенат единогласно проголосовал за то, чтобы считать императора Августа богом и поклоняться ему в соответствии с таким величием.
Тибур, где обитала сивилла, был утопающим в садах пригородом столицы. Сивилла жила здесь уже не первую сотню лет, местные жители рассказывали о ней и правду, и небылицы. В общем, император решил посоветоваться и отправился в гости. Сивилла хорошо знала, к чему приводит неограниченная власть правителей и подготовилась к встрече. Она попросила императора отвезти её на главный холм столицы, где располагалась его резиденция. С собой сивилла захватила лазерный проектор, маленький по размерам, но колоссальный по мощности. Предварительно сивилла записала в проектор образ своей любимой иконы, которая висела в одном из храмов столицы. Перед этим образом Тибуртина провела не один час, размышляя о сути религии на Терре.
День, к счастью, был облачным. Когда император вышел из кареты на Капитолийском холме, сивилла незаметно включила проектор и направила его вверх. Активизировала режим интеллектуальной анимации.
Август поднял голову и замер. На облаке появилась Мадонна, которая прижимала младенца к груди, а другой рукой посылала недвусмысленные знаки. Император рухнул на колени, поняв, что истинный Бог уже родился, и что соперничать с ним могут только безумцы. Со следующего дня Август начал понемногу избавляться от сенаторов, наиболее подобострастно поддержавших идею его обожествления.
Выполнив то, что должна была, сивилла вернулась в Тибур и попросила одну из соседок, прекрасную певицу, спеть что-нибудь под настроение. Песня прозвучала странная, но очень красивая, и Тибуртина поспешила запечатлеть звуки слов и музыки в мнемобанке.
Доброе время, ну кто же так устроил,
Что больше не со мной ты, как бывало?
Ясное время, нет на душе покоя,
Фортуна злая, радости не стало.
Сладкое время, покинуло меня ты,
Оставив без завета, и без пути.
Райское время, бросило меня ты,
И свет другой укажет, куда идти.
Песня озадачила Эльвару. Время — это физическая величина, которую измеряют приборами. Как время может быть добрым, ясным, сладким или райским? И что такое «другой свет», который может указать человеку новый путь?
Пока девушка обдумывала эту физико-лингвистическую загадку, ища в словах второе дно, по каналу связи прилетело мысленное сообщение с пометкой «экстренно».
Сообщение исходило от Комитета по Дальнему Поиску и предписывало срочно явиться на тренировочную базу для получения нового задания. Комитет не был напрямую связан с космолингвистическим институтом, где Эльвара завершала своё образование. Лишь иногда он инициировал совместные проекты. Выходит, указание шло из более высоких контуров управления планетой, скрытых от Эльвары её низким уровнем осведомлённости.
«Кому я понадобилась? Неужели не нашлось никого более достойного?»— мелькнула мысль, пока студентка посылала вопрос, который первым пришёл ей в голову:
«Мнемобанки брать?»
Ответ поступил немедленно, как будто в Комитете напряжённо ждали её реакции.
«Не нужно, Вам выдадут другие. Вылетайте немедленно».
Эльвара вскочила с места и бросилась домой. Собрала минимум личных вещей и вызвала всепланетный мобиль. Через полчаса она уже была в воздухе, с удивлением осознав, что меряет время террианскими единицами.
На тренировочной базе Эльвару встретил молчаливый мужчина. Он проводил её в маленькую лабораторию, связанную проходом с одноместной спальней, и вручил десятка полтора мнемобанков почти современной модели.
— Изучайте по порядку, начиная со второго. Действуйте быстро. Пропускайте детали. Акцент на изучение языка. Завтра утром будьте готовы — Вас пригласят к руководителю базы.
Мужчина ушёл. Всё сегодня происходило так быстро, что Эльвара не успевала удивляться. Она покорно взяла первый мнемобанк, но вспомнила об указании и отложила его. Взяла второй.
Поток мыслей мужчины по имени Нао рассказывал о молодой девушке Рациелле и о рецепте блюда из инопланетных рептилий. Наверное, это детали. Эльвара на быстрой скорости пропустила большой пласт мыслей, пока не дошла до изучения языка Восточной империи. Это было интереснее, но общая картина пока не складывалась. Девушка вернулась к началу и стала слушать всё подряд. Не выключая гаджета, она перешла в спальню, расположилась в удобном кресле и закрыла глаза.
И тут же открыла снова, от яркого воспоминания. Тот мужчина с грустными глазами, которого она встретила в коридоре центра.
«Я — Нао. Всё будет хорошо», — так он сказал на прощанье.
«Нао? Это был он или просто совпадение? Меня экстренно вызвали сюда и вручили его мнемобанки. Наверное, с ним что-то случилось! Но почему именно меня? Чем я лучше других? Хотя… ведь я уже знакома с языком Терры. И поручили мне сконцентрироваться как раз на изучении языка!»
Озадаченная, Эльвара выключила мнемобанк и, перебирая в мыслях всевозможные версии развития событий, уснула. Во сне к ней явился огромный террианский моллюск-каламаро, который шевелил щупальцами и мысленно обращался к Эльваре: «Вы собираетесь меня съесть? Ну, приятного аппетита». И хитро прищурив один глаз, громко захохотал и стал колотить всеми щупальцами по полу.
Потом каламаро исчез, но громкий стук продолжался. Эльвара очнулась и вскочила с постели. Был поздний вечер, но в комнате настойчиво раздавались звуки, сообщавшие о посетителе. Девушка бросилась к двери. Вошёл пожилой сотрудник медицинского центра.
— Вам нужно пройти тестирование на склонность к цефалоколлапсу.
— Склонность к чему..?
— Вы не знаете? Ну и не важно. Следуйте за мной.
В находившейся неподалёку лаборатории её проводили в изолированную комнату. Зазвучал механический голос:
— Снимите верхнюю одежду, наденьте на голову серебристый шлем и садитесь в кресло. Когда будете готовы, подайте мысленный сигнал. Оставайтесь на месте, пока не загорится свет.
Эльвара разделась и бросила быстрый взгляд на электронное зеркало, где отражалась её невысокая, стройная фигурка.
«Закончу работу и займусь личной жизнью», — подумала она и покраснела, — «И что такого?» — Эльвара сказала сама себе, — «Планируй и исполняй!».
Этот мем наоляне узнавали в самом раннем детстве и помнили всю жизнь.
«Мой план на ближайшую четверть цикла! Семья и ребёнок!» — сказала она вслух, отогнала всякое смущение, забралась в кресло, которое изогнулось, принимая форму её тела. Передала мысль о готовности. Комната погрузилась в полную темноту и тишину.
— У вас всё в порядке, — произнёс врач после окончания процедуры.
— Что у меня в порядке? — переспросила Эльвара.
— Всё, — ответил медик, не поднимая на неё глаз.
Вернувшись в лабораторию, Эльвара первым делом отправила запрос в информационный центр.
«Что такое цефалоколлапс?»
Ответ пришёл сразу: «Информация недоступна»
Ага, не хватает уровня осведомлённости. Ну ладно.
Она отправила тот же вопрос другу, отец которого был довольно продвинутым медиком. Теперь ответа пришлось подождать. Но он пришёл.
«Цефалоколлапс. Повышенная чувствительность мозга, проявляющаяся при приближении к проколу гиперпространства. Приводит к сильным ментальным нарушениям без последствий. Нелетален. Встречается крайне редко, статистика отсутствует. Нарыл в базе знаний у отца. А с какой целью интересуешься?»
При приближении к проколу гиперпространства?! А я-то тут причём?!!
Пытаясь собраться с мыслями, Эльвара перешла к очередному мнемобанку. Потом отбросила его и взяла самый первый. В конце концов его не запрещали слушать, хотя и не рекомендовали. Легла на постель и закрыла глаза, пытаясь представить далёкую Терру.
Она уже была в полусне, когда услышала: «хочешь насмешить Бога — расскажи ему свои планы». «Кто такой Бог?» — успела подумать Эльвара, прежде чем уснула окончательно. Ей снился незнакомый высокий длинноволосый мужчина с умными проницательными глазами.
— Ты — Бог? — спросила она его.
— И да, и нет, — ответил он, — ты пока не поймёшь. «И свет другой укажет, куда теперь идти».
— Откуда ты знаешь песню, которую я слушала утром? — удивилась Эльвара.
— Я знаю всё, — ответил мужчина, посмотрел на Эльвару добрым взглядом. Потом повернулся и пошёл прочь по тёмному коридору.
Утром Эльвара робко вошла в кабинет руководителя центра. Он предложил ей сесть и положил перед ней лист пластика с изображением какого-то документа.
— Вы понимаете, что здесь написано? — спросил руководитель без предисловия.
Девушка всмотрелась в изображение. Уже знакомые, крупные, разделённые друг от друга буквы начинали складываться в слова. Мысленно произнося их, Эльвара, кажется, начинала улавливать смысл.
— «Наш отец на небе … светлое имя … ты будешь руководить нами … пусть сбудется твоё желание… нет, не желание, а воля. На земле и на небе. Принеси нам пищи. Прости нам наши ошибки, а мы не упрекнём своих подчиненных…» Дальше не понимаю… Это про командира космолёта?
Руководитель центра не ответил, но задал ещё один вопрос.
— Можете произнести это вслух?
Эльвара, запинаясь, начала читать:
— Патер ностер ки эс ин целис. Санктифицетур Номен Туум…
— Достаточно. Превосходно, Вы нам подходите. Идёмте, — руководитель помог ошеломлённой девушке подняться и проводил в соседний зал, где уже сидело пятеро мужчин.
— Знакомьтесь, — сказал руководитель, — это Эльвара, единственный человек на Наолине, кто понимает язык Терры.
Теперь он повернулся к девушке.
— То, что я скажу, абсолютно конфиденциально, — он подождал, пока Эльвара кивнула. — Некоторое время назад Наолину несанкционированно покинул космолёт. Такое случилось впервые в истории планеты. На нём было семеро — старик, двое мужчин, два юноши и две девушки примерно Вашего возраста. Здесь присутствует экипаж космолёта, перед которым поставлена задача найти беглецов и вернуть их на Наолину. Вы могли бы быть очень полезны для этой миссии. Но Вы вправе отказаться.
— Они сбежали на Терру? — прошептала Эльвара.
Руководитель кивнул.
— А почему?
— Вы это поймёте, изучив мнемобанки главного беглеца. Вы их уже получили. Итак, есть ли у Вас основания отказаться от участия в миссии?
— Я не могу лететь, — решительно ответила Эльвара, — у меня с собой только одна пара обуви!
Глава 7
На подготовку было отведено лишь несколько дней. С Эльварой поочерёдно работали разные члены экипажа. Больше всего ей понравился инструктаж по управлению спасательной шлюпкой. Пилот Витто был молодым и симпатичным, а чудо-шлюпка умела летать, плавать и нырять. После трёх занятий Эльвара уже неплохо справлялась со всеми стихиями, а Витто даже провоцировал её на полёт вверх тормашками.
Половину времени девушка тратила на прослушивание мнемобанков, и во время вечернего приема пищи с восторгом рассказывала новым друзьям о волшебном острове среди инопланетного моря, о подводной Лазурной пещере и о том, как погибла Ли.
— Послушай, — спросил Витто, — тебе, наверное, нравится какой-то мальчик?
Эльвара не ответила, но щеки её порозовели.
— Я не спрашиваю, кто он, но представь, что тебе понравился ещё и кто-то другой, более взрослый, мужественный и решительный, ну, например, … я!
Он захохотал, и другие члены экипажа не сдержали улыбки. Эльвара сидела уже вся пунцовая, но Витто продолжил.
— И вот, меня посылают в миссию длинной в несколько циклов. Ты готова из-за этого тут же умереть?
— Что я, дура? У меня есть свои цели и задачи! Их нужно выполнять.
— Вот. А Ли сама бросилась со скалы, когда уехал Манфред, и погибла. Вопрос — почему?
Эльвара долго не отвечала, потом пробормотала:
— Мне кажется, что это просто легенда, и всё было совсем не так.
— А как? — вмешался Ленадо, командир корабля.
— Не знаю.
— Если мы найдём Нао, ты узнаешь у него, как всё было на самом деле? — спросил Витто.
Но командир прервал его, избавив девушку от дальнейших ответов на скользкие вопросы.
— Не «если», а «когда»! Мы обязательно должны их найти, и Эльвара нам в этом поможет. Поэтому отправляйся слушать мнемобанки, к моменту посадки нам нужно будет иметь представление о географии Терры. Да, чуть не забыл. Зайди ещё раз в медицинский центр, поставь генный маркер.
— Простите, что поставить?
— Иди, там объяснят.
— Генный маркер? — переспросил врач, — делаем скрытый или перманентный? А вот эту штучку прилепи туда, где должен быть центр проявления.
Эльвара молча смотрела на врача. Полный ступор. Она ничего не понимала.
— Тебе что, ничего не объяснили?
Девушка отчаянно закрутила головой.
— Очень спешат. Ладно. Генный маркер ввели шесть циклов назад как обязательная процедура для всех, кто участвует в дальнем поиске. Добавляют один ген, его так и назвали «ген Наолины».
— Зачем это нужно?
— Генный маркер легко позволяет отличить своих, взяв элементарный анализ. У живого или умершего. Кроме того, он передаётся по наследству. Ген доминантный. Все твои дети и внуки будут иметь его с тем же центром проявления.
— С каким ещё центром?
— Вот тут — твоя воля. Маркер в виде знака Наолины может проявляться на коже в том месте, которое ты укажешь. Он выглядит как элегантное тату среднего размера.
— Но я не хочу никаких знаков на коже!
— Тогда сделаем его скрытым, видимым только в инфракрасных частотах.
— И никто никогда его не увидит?
— Только после смерти. Но ведь это не скоро? — усмехнулся медик.
— А при жизни — никогда?
Врач запнулся, но девушка была настойчива. Тогда он ответил.
— При жизни — возможно. В случае запредельных физических усилий или глубоких переживаний он может проявиться. Ненадолго. Этот бывает крайне редко.
— А без маркера — никак?
— Нет. Это закон планеты.
Куда же пришлёпнуть этот маркер? Спина, живот, нога, рука? Но ведь его никто не увидит? А если у меня будет жених и в минуту «глубоких переживаний» маркер появится на самом интересном месте? А вдруг мой жених не посчитает его «элегантным тату»?
Эльвара никак не могла принять решение.
— А этот маркер можно потом убрать?
— Мы этого пока не умеем, но исследования ведутся. Возможно, Вам нужен совет?
— Да, пожалуйста!
— Конечно, мы чаще ставим маркер мужчинам. Они не заморачиваются с центром проявления и чаще всего ставят его сбоку на одну из ног повыше колена. Они, конечно, не думают о том, что все их дочери и внучки получат его в том же месте.
— А женщины?
— Женщины всегда капризны. Выбирают самые разные места. Даже грудь и ягодицы. Нередко делают их открытыми. В общем, относятся к этому как к модному украшению.
— Но я — не модница.
— Тогда посоветую сделать вот так.
Он забрал у девушки желтый кружок и прилепил его сзади на бедро левой ноги, посередине между коленом и ягодицей.
— Делаем скрытым, и пожелаю Вам, чтобы никто и никогда его не увидел!
— Спасибо, доктор!
Перед стартом Витто подошёл к Эльваре и с улыбкой протянул ей пирамидку в форме тетраэдра высотой не больше длины мизинца. Над одной из граней плавало голографическое изображение Эльвары, а над другими — семиконечные символы Наолины. Девушка уставилась на свою голограмму, оценивая, хорошо ли она получилась. Но не успела она это понять, как объёмная картинка погасла, но тут же появилась над другой гранью.
— Что это?
— Ключ от твоей каюты на космолёте. Действует снаружи и изнутри. Срабатывает, когда прижмёшь к двери, может транслировать мысленные команды на вход или выход, но только твои.
— Понятно.
— Будешь переодеваться, не забывай запирать дверь, — усмехнулся Витто, — а то в экипаже одни мужчины. Не теряй эту штуковину, выдать другую может только командир…
После старта всё сразу пошло не так. Один из шести двигателей космолёта включился не полностью, и, чтобы компенсировать недостаток мощности, пришлось снизить тягу симметричного двигателя на противоположном борту корабля. Ленадо вёл консультации с космоцентром. По-хорошему, нужно было возвращаться. Но всё же решили набрать скорость на ограниченном ресурсе, потом отключить все двигатели и провести экспертизу и ремонт.
Диагностика показала, что некоторые каналы подачи топлива были повреждены в агрессивной атмосфере планеты, к которой космолёт совершал предыдущий полёт. Их можно было заменить в открытом космосе, но на это требовалось время. Пройти прокол гиперпространства на неполной мощности двигателей было нереально.
Эльвара не обращала особого внимания на проблемы с космолётом, да ей о них не очень-то и рассказывали. Взрослые, опытные, уверенные в себе мужчины исполняли свои обязанности, строго следуя инструкциям, как и положено уроженцам Наолины. А Эльвара отдавала все силы своей задаче, стараясь изучить как можно больше мнемобанков до высадки на Терру. Она встречалась с остальной частью экипажа только за завтраком и за ужином, но во время приёма пищи обсуждать проблемы было не принято.
Ремонт был завершён, и Ленадо осторожно поднял мощность двигателя до максимальной, контролируя поведение корабля по приборам. Космолёт приближался к проколу. С Наолины пришла команда пройти горловину в гиперпространстве как можно быстрее, потому что возросла вероятность флуктуации межзвёздного континуума. Ленадо сообщил об этом экипажу, и Эльвара тоже поняла о чём речь. Она ведь уже знала из мнемобанка, почему Нао не смог вернуться на Наолину сразу после гибели Ли.
— Придётся включать форсаж, — сказал Ленадо, но в его мыслях Эльвара услышала неуверенность.
— Мы завершили работы по замене каналов подачи топлива, — ответил Витто, — но комплексное тестирование в открытом космосе невозможно.
Командир кивнул, выражение его лица оставалось напряженным. Он постепенно вводил режим форсажа. Эльвара, не отрывавшаяся от мнемобанков, ощутила перегрузку, но не обратила на неё особого внимания — в первый раз, что ли?
«Входим в прокол гиперпространства» — отразили экраны, дублируя мысленные сообщения командира. Корабль проскользнул в видимую только приборам узкую горловину, соединяющую два лепестка вселенной.
Ленадо сбросил форсаж и включил боковые сопла, направляя траекторию в сторону звёздной системы Терры. Но манёвр не вышел — двигатели отказались подчиняться. Ленадо нахмурился, включил маневровые силовые установки и развернул корабль вверх тормашками, если бы это понятие имело смысл в космосе. Теперь для манёвра можно было использовать сопла с другой стороны корабля. Направление полёта постепенно скорректировалось, Ленадо ещё раз проверил показания приборов и вытер пот со лба. Потом собрал весь экипаж в рубке, на этот раз пригласив и Эльвару.
— Мы летим к Терре, — сообщил он. — Это — хорошая новость.
— А плохая какая? — шутливо переспросил Витто, но командир не поддержал его тон.
— Плохая новость в том, что я не уверен в исправности двигателей. У нас есть время, чтобы их отрегулировать, но теперь каждый должен строго выполнять обязанности по подготовке к спуску. Эльвара будет отвечать за космошлюпку.
— А как за неё отвечать? — испуганно спросила девушка.
— Во-первых, погрузить всё снаряжение — питательные таблетки, биопистолеты, одежду, стилизованную под Терру, палатки с климат-контролем и так далее по инструкции.
— А во-вторых?
— Во-вторых, шлюпка должна постоянно находиться в режиме горячего старта. Это означает, что она должна быть готова немедленно начать самостоятельный полёт в случае возникновении экстренной ситуации, — пояснил Ленадо строгим, но спокойным тоном.
Эльвара пошла выполнять задание. В команде с этими уверенными мужчинами она по-прежнему ощущала спокойствие, и не обратила внимание на замечание командира о возможности экстренной ситуации.
На складе она нашла несколько комплектов одежды «под Терру», изготовленных из наолинских материалов. На одном из них стояло её имя. Отнеся мужские костюмы в шлюпку, Эльвара уединилась в своей каюте и решила примерить одежду. Почти полностью раздевшись, она долго пыталась сообразить, какие элементы одежды на какие части тела следует натянуть. Тщетно. Тогда Эльвара достала мнемобанк, где Нао описывал повзрослевшую девушку по имени Рациелла, и начала тщательно вслушиваться в его мысли. На встроенном видеофрагменте она задержалась дольше, сравнивая детали наряда Рациеллы со своим комплектом. В этот момент раздался сигнал от входной двери.
Эльвара рассеянно отдала мысленную команду на открытие двери, к которой стояла спиной.
— Командир распорядился провести инструктаж…— раздался голос Витто, который осёкся, когда пилот вдруг увидел не вполне одетую девушку.
— Слушай, — сказала она не поворачиваясь, — ты не поможешь разобраться как это надевается? Вот эти тесёмки надо с чем-то соединить…— и она повернулась лицом к двери.
Щёки Витто стали пунцовыми. Эльвара смотрела на него, только сейчас осознав двусмысленность своего вида. Два желания боролась в её голове — прикрыть наготу руками и спрятаться или сделать вид, что ничего не произошло. Второе победило. Эльвара подошла ещё ближе, протянула мужчине тряпку непонятного назначения и посмотрела в его глаза, совсем чуть-чуть улыбаясь.
В голове Витто тоже боролись два желания, и тоже победило второе. Покраснев ещё сильнее, он с трудом произнёс:
— Извини, ты не одета. Я зайду позже. Я должен провести с тобой… инструктаж по биопистолетам.
Витто повернулся и вышел. Каждый испытал лёгкое разочарование.
Корабль приближался к Терре. Чтобы перевести его на круговую орбиту вокруг планеты, пора было начинать торможение. За последние дни экипаж проверил неисправные сопла. Там была всё та же проблема нестабильной подачи горючего.
Ленадо клял себя за то, что не настоял на полном тестировании космолёта перед вылетом.
Руководитель центра торопил, и командир подчинился. Теперь он рисковал экипажем. Прежде чем начать торможение, Ленадо отправил Эльвару и Витто в шлюпку. Остальные три члена экипажа переместились в рубку, чтобы помогать командиру.
Экраны отображали быстро увеличивающийся голубоватый шар Терры. Скорость космолёта была ещё высока, и эллиптическая орбита — слишком вытянута. Космолёт пронёсся совсем низко над планетой и снова стал удаляться. Эльвара успела разглядеть, что бóльшая часть поверхности Терры покрыта водой. «Куда же тут садиться?»— с изумлением подумала девушка.
— После апогея включаю тормозные двигатели, — объявил Ленадо по акустической связи.
Витто посмотрел на экран, где удалялась планета, и мысленными командами начал переключать камеры, которые позволяли осмотреть корабль с разных сторон. Космолёт прошёл самую удалённую от планеты точку орбиты и снова стал приближаться к Терре. Командир начал торможение. Витто продолжал переключать видеоканалы. Вдруг он вздрогнул и резко приблизил изображение. Из тормозного двигателя вырывалась полоска огня.
— Проклятье! Мы ремонтировали разгонные двигатели, но не проверили тормозные! Их опасно использовать!
Витто отправил командиру мысленное сообщение по каналу связи, но тот не ответил. Сбой в канале или Ленадо занят чем-то другим?
Витто продублировал сообщение всем членам экипажа. Безрезультатно.
— Сиди здесь! — крикнул он Эльваре и начал вылезать из шлюпки. Потом вдруг обернулся, быстро поцеловал девушку в щёку и бросился наружу.
Эльвара оцепенела. Поцелуй Витто должен был её обрадовать, но почему-то стало страшно. Она вся сжалась и молила, чтобы второй пилот быстрее вернулся. Или кто-нибудь ещё. Но она оставалась одна.
Вдруг снаружи раздался громкий хлопок, потом свист выходящего воздуха. Шлюпка захлопнулась, превратившись в герметичный, изолированный кокон.
Хлопки снаружи продолжались — один громче другого. Раздался ужасный скрежет, искорёженный люк шлюзовой камеры с трудом распахнулся, и космошлюпка выскользнула в открытый космос, стремительно удаляясь от корабля. В иллюминаторах заднего вида девушка увидела страшный взрыв. Тёмное небо перечеркнули красные штрихи, напоминавшие следы кровавых слёз.
Эльвара осталась в одиночестве на орбите планеты, на которой в эту самую минуту Нао и Силио наблюдали завораживающий звездопад.
Заканчивался 95-й год по эре Ли.
Звезда засверкала,
И светит нам,.. светит…
Погасла…
Другая… и снова…
Сверкает… Погасла…
Исчезла…
Звезду, что упала,
Никто и не вспомнит…
Забыта!
Другая… и снова…
Сверкает… Погасла…
Увы.
Жизнь это – лишь только моменты,
Когда ты звезды блеск увидел,
Когда она скрылась,
Никто и не вспомнит!
Сверкнула…Светила… не стало…
Звезду, что упала,
Никто и не вспомнит…
Забыта!
Те звёзды, упавшие звёзды,
Родились в любви,
Что прошла.
Песни
Песни Терры можно послушать на сайте http://terra-legend.space/
Песни из 1-й части
Sto core mio (1958) – Хочу.
Песня победила с огромным отрывом на 6-м фестивале неаполитанской песни в 1958-м году. На фестивале её исполняли Аурелио Фьерро и Нунцио Галло.
Raziella (1840) – Рациелла.
Музыка Пьетро Лабриола, стихи Доменико Болоньезе. Этот простенький неаполитанский вальс достоен пера Шуберта. Атмосфера его очень интимна: старая тетка присматривает за двумя влюбленными, но в конце концов ее одолевает сон… Несмотря на кажущуюся радость события, мелодия ей совершенно не соответствует — она очень меланхолична. Это одна из новых (для того времени) песен, в которой неаполитанская музыка уже расправляет крылья и от которой уже рукой подать до подлинного расцвета замечательных мелодий конца 19-го века. Raziella – неаполитанский вариант имени Graziella.
Любопытно, что в 1852 году французский романтик Альфонс де Ламартин опубликовал роман «Грациелла» о трагической любви 16-летней неаполитанской девушки к заезжему 18-летнему французу, причем жцрнальный вариант появился гораздо раньше.
Подтверждением наличия связи между песней и романом я не располагаю.
‘Na lacrema — Слеза
Перевод стихотворения Роберто Бракко (1861-1943):
E’ caduta da ‘o cielo ‘na stella,
e sul’io l’ ‘aggia vista cadé.
E’ ‘na lacrema che mamma mia bella
ha mannata da ‘o cielo pe’ me.
Поэт Роберто Бракко несколько раз выдвигался на нобелевскую премию по литературе. На рубеже 19-го и 20-го веков он был не менее значим для неаполитанской литературы, чем великий Сальваторе ди Джакомо. В 1906-1908 годах на Капри Бракко встречался и переписывался с Максимом Горьким и его гражданской женой Марией Андреевой. В 1911 году его новой пьесе посвятил большую статью Луначарский.
Бракко был избран депутатом парламента от Неаполя. Его забвение наступило с приходом фашизма. В 1925 году Роберто подписал «Манифест антифашистской интеллигенции», написанной Бенедетто Кроче, после чего его дом был разрушен фашистами, сам он отозван с поста депутата, а его работы изъяты из обращения. Последние годы жизни прошли в безвестности.
Carmela (1975) – Кармела
«Кармелу» иногда называют последней классической неаполитанской песней. Автором ее музыки и первым исполнителем был Сержио Бруни (1921-2003, настоящее имя – Гульельмо Кианезе), а стихи написал его частый соавтор Сальваторе Паломба (р.1933).
Кармела – это метафора Неаполя.
Песни из 2-й части
Sto Core mio (1550) – О моё сердце.
Типичная виланелла, которая, будучи достаточно простой, уже приобретает некоторую барочную изысканность. Написанная (как и все вилланеллы) для хора, она ничего не теряет и при одноголосном исполнении под аккомпанемент гитары.
Автор — Орландо Ди Лассо (Бельгия, 1530 — Монако, 1594), — известный автор месс и мотетов, около десяти лет проведший в Неаполе, после того как в 1548 году прибыл на службу к неаполитанскому дворянину-любителю искусства — маркизу Делла Терца. В Неаполе Ди Лассо почерпнул мелодии и ритмы для своих произведений.
Alle stamegne, donne! (~1470) – Всем женщинам муку просею.
Страмботто 15 века. Музыка арагонского двора Неаполя. Сборник песен монатыря Монтекассино.
Текст полон двойного смысла. Буквально stamegne — это сито для муки. «Просеиватель» выкрикивает свое приглашение женщинам, подмигивая тем из них, кто хочет просеивать» вместе с ним. Видимо, это эротический намек.
O Tempo Bono (~1445) – Хорошие времена
Страмботто эпохи короля Альфонсо Арагонского в Неаполе. Из собрания монастыря Монтекассино.
Иногда приписывается художнику Giacomo Jaquerio (1375-1453).
‘E stelle cadente (1960) – Падающие звёзды.
Песня впервые прозвучала на фестивале Неаполя 1960-го года, где даже не попала в десятку финалистов. Неплохие певцы Марио Аббате и Марино Марини, видимо, не смогли донести философию произведения до непростого неаполитанского жюри. Или авторов песни сочли не слишком известными или недостаточно неаполитанцами.
Композитор Франко Пизано (его постоянно путают с неаполитанским поэтом Эдиджио Пизано) как раз был не из Неаполя, а с Сардинии. Более известный как дирижер (в частности, дирижер оркестра на фестивалях Сан-Ремо и Неаполя), Франко Пизано был и автором песен, среди которых «Падающие звезды» была первой.
Поэт Антонио Амурри тоже не был неаполитанцем, он родился в Анконе и известен как поэт, писатель, автор текстов для радио и телевидения.
В следующих частях…
‘A luna e ‘o mare (1926) – Луна и море
Стихи Джиджи Пизано, музыка Родольфо Фальво.
Пизано с юного возраста выступал в кафе-шантан, а позже писал стихих песен, в основном, для юмористических шоу. Он автор слов не менее, чем трехсот песен. Мне больше нравятся лирические песни Джиджи Пизано, такие как «Три розы» или «Луна и солнце».
Музыку написал Рудольфо Фальво — лучший, на мой взгляд, мелодист неаполитанской песни.
Tiritomba (17-18 век) – Тиритомба.
Народная песня 18-го века, обработанная Гульельмо Коттро. В знаменитом сборнике неаполитанских песен «Passatempi musicale», изданном его сыном Теодоро Коттро (1865), «Тиритомба» числится под номером 99. Значение слова Тиритомба не очевидно, но вряд ли это имя.
Как ни странно, песню очень редко поют неаполитанские или даже итальянские певцы, поэтому за правильным произношением и аутентичным стилем исполнения обращайтесь к версии Роберто Муроло. Зато она была очень популярна в СССР.
Chella d’ ‘e Rrose (1924) – Та, что с розами.
Еще одна песня на музку Родольфо Фальво. Автор слов – Бениамино Канетти, который часто подписявался как B.U. Netti.
Первым исполнителем песни был неаполитанец Витторио Паризи.
Guaglione (1956) – Паренёк.
Музыка Джузеппе Фанчулли, слова Ниса (Никола Салерно).
Песня победила на IV Фестивале Неаполя в 1956 году. У этой музыки масса разнообразных интерпретаций — от Далиды и Робертино Лоретти до Джиджи Д’Алессио и рекламы пива Гиннесс.
Core Napulitano (2001) – Неаполитанское сердце.
Песня Ciro Riggione (Чиро Риджионе). С 2003-го года этот автор и исполнпителен более известен как Ciro Ricci (Чиро Риччи). Впрочем, его можно встретить под обоими именами.