Молодой неаполитанский журналист и немного поэт Эдуардо Николарди был влюблен…
Эдоардо был сыном администратора неаполитанской газеты Il Mattino («Утро»). Он изучал юриспруденцию, но пошел по пути отца и уже в 25 лет стал редактором в популярной газете Don Marzio.
Тогда-то он и встретил совершенно случайно на улице красивую восемнадцатилетнюю брюнетку. Глаза их встретились и ….
В общем, классическая история любви с первого взгляда. Девушку звали Анна.
Шел 1903 год, начинался новый 20-й век, обещавший такие радужные перспективы…
Поэт Эдоардо задумался об авторском псевдониме — в то время люди искусства гораздо чаще, чем сегодня скрывали свое истинное имя за артистическим. Эдоардо хотел, чтобы ник был красивым, но не полностью скрывал настоящее имя. Поколдовав над своей фамилией Nicolardi, Эдоардо переставил две первые буквы в конец, а еще две превратил в инициалы, и тем самым став солидным синьором C.O. Lardini.
Это новое имя, отныне будет часто появляться на его произведениях, чередуясь, впрочем, с именем настоящим, и нередко вводя в заблуждение. В русскоязычной музыкальной литературе его иногда называют просто «Лардини».
Так вот… Эдоардо был влюблен в Анну, а Анна оказалась дочкой Дженнаро Росси, торговца скаковыми лошадями, самого богатого бизнесмена округи. Анна тоже была неравнодушна к Эдоардо. Впрочем, девушки нередко влюбляются в поэтов.
В один «прекрасный» день 25-летний Эдоардо направился в особняк Росси с предложением руки и сердца. Но отца любимой интересовало только одно — что у Эдоардо за душой? У Эдоардо за душой кроме стихов и псевдонима пока ничего не было. Не удивительно, что молодой человек получил отказ, а прислуга — указание больше не пускать его на порог.
А чтобы подстраховаться, Дженнаро предложил руку дочери своему самому богатому клиенту Помпео Корбера, который был на тридцать с лишним лет старше Анны, но уже давно делал намеки. Свадьба должна была состояться через два месяца.
Напрасно девушка плакала, кричала о любви к Эдоардо и несколько дней отказывалась принимать пищу. Папа был строг и непреклонен, и грустная свадьба состоялась.
На следующий день, завершив рабочий день в редакции, Эдоардо отправился на улицу Санта Тереза, где поселились новобрачные, и провел под балконом долгие печальные часы в надежде увидеть любимую. Поздней ночью он переместился в знаменитое кафе Гамбринус, что рядом с площадью Плебешито…
… попросил бумагу и написал душераздирающие стихи.
Стихи стали известны многообещающему композитору Эрнесто де Куртису, уже многократно появлявшемуся в нашем сообществе.
В 1903 году Эрнесто де Куртису было 28 лет. Песня на стихи Эдуардо стала первой из его широко известных произведений (даже «Вернись в Сорренто» была опубликована чуть позже).
Так появилась одна из самых красивых и страстных неаполитанских песен — Voce ‘e Notte — «Голос в ночи», песня, у которой сотни исполнителей, альбом тут.
Эту песню многократно переводили на русский язык, я предпочту «свежий» перевод, появившийся в 2016 году на портале STIHI.RU (автор — Ханох Дашевский) за его близость к оригиналу и поэтические достоинства.
Русский
Если голос мой тебя встревожит,
Когда твой муж тебя целует нежно,
Не спи, коль ночь навеять сон не может,
Но притворись, что спишь ты безмятежно.
И не смотри напрасно в даль ночную,
Ведь знаешь ты, что это я тоскую,
Что так звучал мой голос той порою,
Когда ещё на «Вы» я был с тобою.
И если ночью ты услышишь пенье,
Услышишь в сердце прежней боли звуки,
Знай, в песне той – моей любви мученье,
Знай, песня та – наследье давней муки.
И если кровь, чей жар течёт по венам,
Зовёт к любви желаньем неизменным,
И если страсть твою сжигает душу,
Ты в тишине полночный голос слушай!
Но если слышать песню ты не рада,
Боясь, что мужа голос мой разбудит,
Скажи, что это – просто серенада,
Что это сон, который он забудет!
Скажи ему: «Бездомный под балконом,
Какой-то нищий, слух терзает стоном.
Наверно впал в безумье и страдает,
Поёт в ночи. А что поёт – не знает…
Оригинал
Si ‘sta voce te scéta ‘int’ ‘a nuttata,
mentre t’astrigne ‘o sposo tujo vicino,
statte scetata, si vuó’ stà scetata,
ma fa’ vedé ca duorme a suonno chino.
Nun ghì vicino ê llastre pe’ffà ‘a spia,
pecché nun puó’ sbaglià, ‘sta voce è ‘a mia.
E’ ‘a stessa voce ‘e quanno tutt’e duje,
scurnuse, nce parlávamo cu ‘o «vvuje».
Si ‘sta voce te canta dint’ ‘o core
chello ca nun te cerco e nun te dico,
tutt’ ‘o turmiento ‘e nu luntano ammore,
tutto ll’ammore ‘e nu turmiento antico.
Si te vène na smania ‘e vulé bene,
na smania ‘e vase córrere p’ ‘e vvéne,
nu fuoco che t’abbrucia comm’a che,
vàsate a chillo, che te ‘mporta ‘e me?
Si ‘sta voce, che chiagne ‘int’ ‘a nuttata,
te sceta ‘o sposo, nun avé paura.
Vide ch’è senza nomme ‘a serenata,
dille ca dorme e che se rassicura.
Dille accussì: «Chi canta ‘int’a ‘sta via
o sarrà pazzo o more ‘e gelusia.
Starrà chiagnenno quacche ‘nfamità.
Canta isso sulo, ma che canta a fà?»
Все, что ни происходит — все к лучшему.
Вслед за папой-коммерсантом, свое решение огласил и всевышний, а, может быть, и Святой Януарий, покровитель Неаполя, дал ему пару советов. Престарелый новобрачный не пережил такого счастья и отправился в лучший мир через несколько месяцев после свадьбы.
Как бы кощунственно это ни звучало, но все были счастливы — Анна стала богатой наследницей, папа снял свои возражения, Эдоардо получил любимую жену, а мы с вами — изумительную песню…
Брак Эдоардо Николарди и Анны Росси стал счастливым и плодотворным в самом буквальном смысле этого слова — у них родилось восемь детей.
А теперь вторая история. Точнее, истории нет, а есть просто песня.
Я даже не знаю, в каком году Эдоардо Николарди написал строчки «Dove vaje chi sape niente.» («Куда идете, те кто ничего не знает?»).
Это стихотворение замечательно тем, что его можно легко ассоциировать с любой страной и с любой эпохой — да хоть с сегодняшним днем.
Не удивительно, что, когда Пеппино Гальярди подбирал поэтический материал и писал музыку для своего «исторического» диска 1974 года, роясь среди неаполитанской поэзии разных эпох, у Николарди он выбрал именно это стихотворение.
Мне представляется, что стихотворение Николарди связано с эпохой появления фашизма.
Фашизм пришел в Европу из Италии и первоначально был восторженно воспринят массами.
Мало кто мог предвидеть, к чему это приведет. Манифест антифашистов-интеллектуалов, опубликованный в 1925 году Бенедетто Кроче, был поддержан лишь узким кругом интеллигенции, но «далеки они были от народа». Для подписавших манифест наступили не самые приятные последствия.
Для народа, впрочем, тоже. Но — позже.
Вот так звучит эта песня, написанная через 20 лет после смерти одного из ее авторов.
Русский
Ничего не понимая,
вы куда?! Жестокий ветер
Листья желтые с деревьев
Разбросал по всей земле.
Ничего не понимая,
вы куда?! Там ураганом
Крону лавра обломало,
Сад поник и опустел.
И летите вверх вначале.
Сделав сто сальто-мортале,
опускаетесь на землю.
Ветер вновь бросает вверх
Ничего не понимая,
вы куда?! Как разобраться?
Листья все куда-то мчатся.
Следом ты — куда, зачем?
Ничего не понимая,
вы куда?! Два ветра бьются.
Ты в одном, в другом несутся
сотни — сам ты знаешь с кем?
И летите вверх вначале.
Сделав сто сальто-мортале,
опускаетесь на землю.
Ветер вновь бросает вверх
Ничего не понимая,
вы куда?! Куда пропали
Все мечты, что вдруг завяли
Точно листья там в пыли?
Ничего не понимая,
вы куда?! Так неизбежно
что любили мы так нежно
растворяется вдали…
И летите вверх вначале.
Сделав сто сальто-мортале,
опускаетесь на землю.
Ветер вновь бросает вверх.
Оригинал
Addó’ vaje? Chi sape niente…
Chesti bbrutte ventecate,
tutt’ ‘e ffronne gialliate,
fanno, ‘a ll’árbere, cadé.
Addó’ vaje? Chi sape niente…
Faje tu pure ‘o muleniello,
fronna, fronna ‘e stu lauriello,
dint’a ll’uorto, ‘e faccia a me.
E tu saglie, saglie e vuole
e faje ciento capriole.
Nun appena sbatte ‘nterra,
n’ata réfola t’afferra.
Addó’ vaje? Chi sape niente…
Chi ‘o ppò ddí, chi mme risponne?
Addó’ vanno tanta fronne,
vaje tu pure. E’ overo o no?
Addó’ vaje? Chi sape niente…
Se cuntrastano duje viente
e te mméscano cu ciento
e s’ ‘a pigliano cu te.
E tu vaje, saglie e vuole
e faje ciento capriole.
Nun appena sbatte ‘nterra,
n’ata réfola t’afferra.
Addó’ vaje? Chi sape niente…
Addó’ vanno tanta suonne,
gialliate comm’ ‘e ffronne,
ch’hê sunnato comm’a me?
Addó’ vaje? Chi sape niente…
Addó’ vanno tanta cose,
cchiù gentile o cchiù preziose?
Vanno e addio. Chi sape addó’?
E tu vaje, saglie e vuole
e faje ciento capriole.
Nun appena sbatte ‘nterra,
n’ata réfola t’afferra.
Прошло сорок лет семейной жизни Анны и Эдоардо.
Подходила к концу страшная война. Муссолини был арестован, потом освобожден, снова пойман и казнен. Итальянцы уже не знали на чьей они стороне. Бунт против немцев в Неаполе привел к четырем дням страшных уличных боев, геройству и жертвам среди неаполитанцев всех возрастов.
Потом прибыл американский флот, и война для Неаполя была закончена. Пепел извержения Везувия сыпался на палубы кораблей американского флота. Шел 1944 год.
Американские солдаты и матросы заполонили город, став на ближайшее десятилетие идолами местных мальчишек и … тайной мечтой многих местных девушек, а иногда и замужних женщин. Среди американских солдат было немало чернокожих.
Эдоардо Николарди в течении 40 лет (!), с 1910 по 1950, занимал пост административного директора больницы Лорето Маре, что, впрочем, не мешало ему заниматься поэзией.
Однажды, в 1945-м году, в больнице принимали роды у молодой неаполитанки. Сильно нервничавший муж мечтал о мальчике — наследнике. Родился мальчик.
Чернокожий.
Весь квартал напрягся, ожидая реакции мужчины. Когда шок прошел, он произнес сакраментальную фразу: «Ладно. Мы пережили норманнов и швабов, анжуйцев и арагонцев, австрийцев и испанцев. Как-нибудь переживем и американцев.»
У управляющего больницей Николарди был свояк и хороший друг, тоже журналист и поэт, а еще и композитор, скрывший за знаменитым псевдонимом E.A.Mario свое истинное имя Джованни Эрмете Гаэта. Энциклопедия неаполитанской песни Этторе де Мура приписывает ему авторство 2400 песен, одна из которых чуть не стала новым гимном Италии.
Друзья Эдоардо и Джованни Эрмете были истинными неаполитанцами, а в Неаполе любое более-менее значимое событие не может не найти своего отражения в песне. По поводу щекотливого события — рождения чернокожего Чиро — друзьями была написана весьма деликатная песня — Черная Таммуриата (Tammuriata Nera). Перевод «Черной Таммуриаты» я позаимствую с сайта Наташи Чернега.
Русский
Иногда я не понимаю, что происходит
И тому, что видишь,
Трудно поверить! Трудно поверить!
Родился малыш чёрный-чёрный,
А мамаша назвала его Чиро!
Да, назвала его Чиро!
Что ж! Всё так, как и должно быть!
Что ж! Иначе и быть не могло!
Называй его Франческо или Антонио,
Называй его Джузеппе или Чиро,
Но он, всё равно, чёрный-чёрный,
Чёрный-чёрный, как никогда!
Об этом шепчутся акушерки:
«Такое не редко бывает,
Можно насчитать тысячи случаев!
Иногда, достаточно одного взгляда
И женщина вмиг
Увлечена».
Что ж! Один взгляд, что ж!
Что ж! Одно увлечение, что ж!
Интересно узнать, кто это был,
Кто так ловко наследил.
Но он, всё равно, чёрный-чёрный,
Чёрный-чёрный, как никогда!
Сказал огородник: «Давай обсудим,
Потому что, если рассудить,
Это явление можно объяснить!
Куда бросишь зерно, там зерно и вырастит,
Удастся или не удастся,
Зерно всегда такое, какое получается».
Ну! Скажи об этом мамаше!
Ну! Скажи об этом и мне!
Называй его Франческо или Антонио,
Называй его Джузеппе или Чиро,
Но он, всё равно, чёрный-чёрный,
Чёрный-чёрный, как никогда!
Оригинал
Io nun capisco, ê vvote, che succede
E chello ca se vede
Nun se crede! Nun se crede!
È nato ‘nu criaturo niro, niro
E ‘a mamma ‘o chiamma Giro!
Sissignore, ‘o chiamma Giro!
Seh! Gira e vota, seh!
Seh! Vota e gira, seh!
Ca tu ‘o chiamme Ciccio o ‘Ntuonno,
Ca tu ‘o chiamme Peppe o Giro,
Chillo, ‘o fatto, è niro, niro,
Niro, niro comm’a che!
‘O contano ‘e ccummare chist’affare:
» ‘Sti fate nun sò rare,
Se ne contano a migliare!
Ê vvote basta sulo ‘na guardata
E ‘a femmena è restata,
Sott’ ‘a botta, ‘mpressiunata».
Seh! ‘Na guardata, seh!
Seh! ‘Na ‘mpressione, seh!
Va’ truvanno mo chi è stato
C’ha cugliuto buono ‘o tiro.
Chillo, ‘o fatto’, è niro, niro,
Niro, niro comm’a che!
Ha ditto ‘o parulano: «Embè, parlammo,
Pecché, si raggiunammo,
Chistu fatto nce ‘o spiegammo!
Addò pastine ‘o ggrano, ‘o ggrano cresce,
Riesce o nun riesce,
Sempe è ggrano chello ch’esce».
Meh! Dillo â mamma, meh.
Meh! Dillo pure a me.
Ca tu ‘o chiamme Ciccio o ‘Ntuonno,
ca tu ‘o chiamme Peppe o Giro,
chillo, ‘o fatto, è niro, niro,
niro, niro comm’a che.
Группа N.C.C.P. (за аббревиатурой скрыто «новая компания народной песни») сделала свою версию, несколько дополнив песню Николарди — E.A.Mario.
Я не уверен, что этот вариант понравился бы авторам оригинала, хотя, кто знает?
В конце концов, из песни слова не выкинешь, а из истории не выкинешь песню.
Дополнения N.C.C.P. к оригиналу Николарди уже не столь деликатны, тут все идет открытым текстом.
«Девушки из Каподичино занимались любовью с маррукино» — уже первая добавленная строка требует комментария. И если топоним Каподичино хорошо известен (так сейчас называется аэропорт Неаполя), то вот «маррукино» — марокканцы, но не совсем, и история оказывается скорее страшной, чем пикантной…
В июле 1943-го, на севере Италии еще оставались фашисты, а юг уже был освобожден войсками союзников при участии гумеров — нерегулярных наемных войск с севера Африки. В Неаполе гумеров называли marocchine («марокканцы»).
Итальянские генералы ошибочно посчитали древний монастырь на горе Кассино опорной точкой гитлеровской «линии Густава», препятствовавшей продвижение на Рим.
Массированные бомбардировки превратили в груду камней стены монастыря, за которыми монахи много веков описывали, а, возможно, в чем-то и сочиняли историю южной Италии.
То, что сегодня можно видеть вдали из окна поезда Рим — Неаполь, было отстроено заново после войны.После взятия линии Густава гумерам позволили покуражится над мирным населением окрестных сел. Их ночные набеги несли местным жителям, в основном, женщинам — от подростков до старушек — смерть, изнасилования, венерические болезни, нежелательные беременности. Насилию подвергались и юноши, а мужчин, пытавшихся защитить свои семейства, ждала смерть. Что могли мирные итальянские крестьяне противопоставить стаям озверевших африканских самцов с французским оружием в руках?
Число жертв «мароккината» составило тысячи, а, возможно, и десятки тысяч — разные источники дают очень разные цифры.
Разгул прекратился после вмешательства французского генерала Де Голля, гумеров перебросили на германский фронт, но и там их повадки не сильно изменились.
К музыке «Черной Таммуриаты» N.C.C.P. добавила фрагмент песни «PISTOL PACKIN’ MAMA», которая была лидером американских хит-парадов в октябре 1943-го. «Lay that pistol down» («Положи свой пистолет») напевали американские солдаты на улицах Неаполя.
В тексте, помимо всяко-разного и не во всем приличного, добавилось кредо американского вояки в Неаполе — «Сигаретку для папы, карамельку для мамы, пирожное — бамбино, пару долларов — синьорине».
Американским солдатам в Неаполе тоже была предоставлена определенная свобода поведения, но у них все происходило уже по обоюдному согласию.
Эдоардо Николарди прожил со своей женой Анной 45 лет. Когда она умерла в 1949 году, он был на грани самоубийства. А через пять лет отправился вслед за любимой.
Свое «Testamente» — «Завещание» Николарди написал еще в середине жизни. Начиналось оно такими строфами:
Русский
Когда умру, поплачьте вы
Четверть часа – и баста!
В одиннадцать на кладбище?
Пока и счастья! В два готовьте пасту.
Вы знаете, жизнь целая —
Вверх-вниз, то стыд, то честь.
Теперь могу и пошутить:
Я умер – что же, вам теперь не есть?
Свершая погребение,
Попроще поступайте.
Отволоките в ратушу,
Раз поцелуете и по домам ступайте…