У 27-летнего Сальваторе Ди Джакомо, которому еще только предстояло стать классиком неаполитанской поэзии, был друг, 29-летний композитор Марио Паскуале Коста. Дело было в 1887 году. Именно тогда Коста взял первые строки поэмы «Монастырь» и положил их на музыку, достигнув совершенной гармонии между мелодией и стихами.

То было совсем еще начало золотого века неаполитанской песни, но приходится признать, что очень немногие неаполитанские песни передают такое глубокое драматическое чувство.  Уже первая строка: «Я сердце потерял среди пути»  созвучна началу «Божественной комедии»:

Земную жизнь пройдя до половины,
я очутился в сумрачном лесу,
утратив правый путь во тьме долины...

Я сердце потерял среди дороги
и в гору по тропе свой путь направил.
В отчаяньи и с болью. На пороге
монастыря Франциска шаг мой замер.

Я постучал. — Там кто? — Ищу того я,
кто сердце подобрал среди пути.
— Мой юный друг, здесь нет такого.
Вслед за Иисусом и Марией ты иди…

Пой в пути непрестанно: «Любовь, любовь».
Оставь другим монашества оковы.
И в гору сердце понесешь ты вновь,
завернутое бережно в покровы.

Не очень многие певцы решаются на исполнение этой песни. Среди них есть и великие и обычные любители, но только такие, кто познал, как это – потерять сердце среди пути.  Вот один из них.

А теперь – великие.

Титта Руффо. Если Вы не слышали о «короле баритонов» или слышали о нем лишь мельком, и если у Вас есть немного свободного времени, то обращайтесь – дам скачать его мемуары, вышедшие на русском языке под заглавием «Парабола моей жизни».

В «Параболе» очень интересны первые главы — еще до того, как Руффо стал знаменитым певцом и даже певцом вообще. История подростка, который сбежал из римского дома отца, собираясь в Неаполе устроиться матросом и уплыть куда-нибудь подальше от такой любви. На полпути Руффо устроился работать за гроши, а потом его приютила сердобольная семья, которой он помогал по хозяйству и неожиданно проявил огромные творческие способности — нет, не в пении, а в … работах по металлу.

Все-таки вернувшись домой, где тосковала любимая и не очень здоровая мама, Руффо снова стал работать в мастерской, и вот однажды, впервые попав со старшим братом на галерку оперного театра, испытал такое потрясение от «Сельской чести», что, вернувшись домой, вдруг запел таким чистым и красивым тенором, что, несмотря на позднее время, сбежался весь квартал.

Голос вскоре пропал — то ли из-за шума и пыли мастерской, то ли от продолжающейся мутации.

Но все хорошее должно повториться. Отец Руффо как-то оказал покровительство начинающему баритону, которого он услышал в кафе, а Вы можете найти в википедии под именем Оресто Бенедетти. За год, который Оресто делил кров и стол с семейством Титта, Руффо так наслушался его упражнений, что уже знал все партии наизусть.

Однажды Руффо, у которого уже была своя мастерская, где он управлялся с парой рабочих, рассказывал одному из них о протеже отца. Руффо «напел» одному из них как поет Оресто Бенедетти. Но вместо шутливого подражания из его горла вырвался звук такой красоты и силы, что оба остолбенели. Дрожащими руками заперев мастерскую, Руффо бросился домой к нежно любимой маме…

Если я немного заинтриговал Вас, то про злоключения Руффо в римской консерватории, про тяжелый путь к оперной сцене, а затем и к мировому признанию «короля баритонов» Вы прочитаете сами.

Фернандо Де Лючия. В те годы, когда весь мир признавал лучшим тенором неаполитанца Энрико Карузо, в Неаполе лучшим и любимым однозначно был Фернандо Де Лючия.

Фернандо и Энрико были очень разными – по манере, по тембру голоса, по стилистике, по темпераменту. В Неаполе о сих пор спорят, кто же был лучше. Фернандо был немного старше, и его записи сделаны, когда он уже был не молод, да еще и с помощью совсем примитивных звукозаписывающих технологий. Эти записи дают очень ограниченное представление о голосе.

А вот что написал про Фернандо Джакомо Лаури-Вольпи, сам замечательный певец, но больше известный как автор книги «Вокальные праллели»

Дон Фернандо, опытный мастер оттенков, умевший где нужно сэкономить, хитроумный профессор неожиданных эффектов …, владевший тайнами виртуозных переходов и связностью стиля, оставил неизгладимые воспоминания…

В Неаполе процветала его школа пения, бесчисленные друзья и поклонники блюли культ его искусства с фанатизмом, свойственным южанам по отношению к своим здравствующим кумирам. Все помнили … его чуть жеманную манеру артикулировать, которая … расцвела пышным цветом и некоторое время служила образцом как для дилетантов, так и для педантов.

Сила и бережливость, мецца-воче и неожиданные вокальные взрывы, засурдиненный говорок и вспышки страсти характеризовали пение де Лючия, чье мастерство было бы совершенным, если бы на верхах он не злоупотреблял гласной «е» вплоть до полного искажения слова…

И это вовсе не потому, что он, обладавший прекрасным произношением, не владел той или иной гласной — просто он находил менее обременительными для себя и лучше резонирующими ноты, артикулированные на «е», гласную, которая легче остальных поддается посылу в «маску».