Ничего не понимая,
вы куда?! Жестокий ветер
Листья жёлтые с деревьев
Разбросал по всей земле.
Ничего не понимая,
вы куда?! Там ураганом
Крону лавра обломало,
Сад поник и опустел.
И летите вверх вначале.
Сделав сто сальто-мортале,
опускаетесь на землю.
Ветер вновь бросает вверх.
Ничего не понимая,
вы куда?! Как разобраться?
Листья все куда-то мчатся.
Следом ты – куда, зачем?
Ничего не понимая,
вы куда?! Два ветра бьются.
Ты в одном, в другом несутся
сотни – сам ты знаешь с кем?
И летите вверх вначале.
Сделав сто сальто-мортале,
опускаетесь на землю.
Ветер вновь бросает вверх.
Ничего не понимая,
вы куда?! Куда пропали
Все мечты, что вдруг завяли,
Точно листья, там, в пыли?
Ничего не понимая,
вы куда?! Так неизбежно,
что любили мы так нежно
растворяется вдали…
И летите вверх вначале.
Сделав сто сальто-мортале,
опускаетесь на землю.
Ветер вновь бросает вверх. 1
Глава 1
Пять лет прошло на Терре с того дня, когда на берег у Неаполиса волны выбросили женское тело. «Это девушка или всё же виденье?» – сомневались горожане, но дали ей имя Партенопа, с почётом похоронили и стали поклоняться её памяти.
Нао с тех пор так и жил в домике Пеппе. Дочка рыбака Рациелла повзрослела, ей шёл семнадцатый год. Она привязалась к пришельцу и с удовольствием учила его очень важным вещам – как разделывать и готовить рыбу, печь лепёшки, выращивать розмарин и базилик. Нао всё схватывал на лету, а Рациелла относилась к его успехам как к должному. Она была уверена, что Нао – маг, а маги ведь могут всё!
По праздникам они вместе готовили фаршированных кальмаров, благо эти головоногие обитатели залива частенько попадали в сети Пеппе. Яйца и мягкий сыр из молока буйволиц Рациелла брала у соседей в обмен на рыбу, а оливковое масло, чеснок, петрушку, томаты для соуса Пеппе привозил с рынка.
– Запомни, кальмары должны быть только что выловленными, – объясняла девушка, – а в фарш мама добавляла разные травки, они дают особый аромат.
– Какие ещё травки? – спросил Нао. Но Рациелла только пожала плечами.
Иногда Нао исчезал на день или два. Он ничего не объяснял, а его и не спрашивали. В эти дни инопланетянин поднимал из расщелины на дне залива мини-субмарину и отправлялся на поиски космолёта. Во что бы то ни стало он должен был сообщить Комитету по Дальнему Поиску о провале миссии – этого требовало его наолинское воспитание. Нао был готов принять любое решение Комитета. С кораблём он мог бы вернуться домой, чтобы испытать заслуженное презрение, без корабля его ожидали долгие века бесцельной жизни на чужой планете.
В конце концов Нао отыскал космолёт. По расширяющейся спирали он методично обследовал залив, пока не услышал слабый отклик корабля. Вулканический катаклизм отбросил космолёт на несколько тысяч альтов, упокоив на дне возле большого острова, который местные жители называли Энария.
Со смешанным чувством Нао подошёл к центру связи. После сообщения «Возвращаемся», отправленного им пять лет назад, на экране светилось «Принято, ждём». И всё. Прокол пространства захлопнулся, и сигнал уже не мог достигнуть Терры.
Теперь у Нао был космолёт, но на нём некуда было лететь. Зато на корабле он обнаружил массу полезных вещей, и некоторые оказались очень кстати.
Например, гранулированные приправы к пище. Нао не знал, зачем их положили, и собирался выбросить, но Ли тогда сказала, что вкус приправ будет напоминать о родной планете.
В контейнере были десятки герметически закрытых коробочек с концентратами. Одной гранулы хватало, чтобы придать особый вкус десяткам порций. На Терре Нао пробовал самые разные блюда, но наолинских вкусов тут не было, и он всё сильнее чувствовал, как ему их не хватает.
Каждая гранула, содержавшая натуральный экстракт растения, обладала уникальными физико-химическими свойствами. При растворении она изменяла молекулярную структуру воды и тем самым влияла на психофизическое состояние того, кто принимал пищу. Проще говоря, один отвар мог успокоить человека, сделать его добрее и покладистей. Другая приправа помогала сконцентрироваться, добавить силы и решимости. Третья создавала творческий настрой.
Однажды, когда Рациелла готовила фарш для кальмаров, в бульон была тайно брошена гранула экстракта салины – любимой наолинской приправы. Пеппе, по праву старшего (как он считал), первым положил кусок в рот. Вкус был привычным. Поначалу. Потом Пеппе распробовал.
– Как ты это сегодня готовила, дочка? – спросил он удивлённо.
– Как всегда, а что?
– Сама попробуй.
– Ой, правда, как вкусно! – воскликнула девушка, отведав кальмара, и пристально посмотрела на Нао. Но тот жевал как ни в чём не бывало.
Пеппе съел свою порцию, попросил добавки, запил всё это полной кружкой домашнего вина и, удобно развалившись на деревянной скамье, начал рассматривать Рациеллу, как будто давно её не видел.
– Ты выросла, дочка… – сказал он. – Пойди, запряги Чуччо, съездим на Капо за обновками. А то ведь скоро и женихи пойдут…
Девушка изумлённо посмотрела на отца. Обычно на то, чтобы выпросить новую вещь, уходили месяцы. Потом она перевела вопросительный взгляд на Нао, но тот ковырял свою порцию, не поднимая глаз от тарелки.
По вечерам Рациелла иногда заходила в комнатку Нао, где тот подолгу сидел на колченогой табуретке, молча уставившись в одну точку. Она тихо подходила к нему, осторожно клала руки на плечи и стояла так, ожидая ответной реакции. Но её не было. Нао не отстранялся, но и не отвечал. Он продолжал сидеть с застывшим взглядом. И Рациелла на цыпочках уходила к себе.
«Сколько же маги могут тосковать по любимой? – раздумывала она. – Неужели всю жизнь?»
Но тоска тут была ни при чём. Боль утраты не оставляла Нао, но он сумел спрятать её в самую глубину своей души, научился не мучать себя воспоминаниями сверх меры.
Воспитанный на Наолине, он должен был иметь цель и отдавать всего себя для её достижения. Жить по-другому Нао просто не умел. И он поставил себе новую задачу – собрать как можно больше сведений о Терре, чтобы однажды доставить их на родную планету. Там специалисты, вооружённые новейшими теориями и сложнейшими алгоритмами, примут решение о возможности контакта цивилизаций.
И в этом очень помог мнемобанк – устройство для хранения знаний. Его Нао тоже забрал с космолёта. Записывать мысли, хранить, прослушивать, искать в огромных массивах знаний по мнемоконтексту – этому каждого наолянина учили с детства. Мнемобанк был размером чуть больше ладони, имел колоссальную мыслеёмкость и подзаряжался от дневного света.
По вечерам Нао вовсе не оплакивал Ли, как думала Рациелла, а записывал в мнемобанк все важные знания, полученные за день. Нао замаскировал мнемобанк под небольшой камень, а для сохранения мыслей нужно было максимально сосредоточиться и ни на что не отвлекаться.
Заодно Нао прихватил с космолёта пачку гаджетов попроще. Мнемовизоры использовались для прослушивания заранее записанных мыслей. На корабле ими был забит целый отсек – научные, художественные, развлекательные программы. Мнемовизор имел форму тонкого серебристого обруча, который надевали на голову. Он исполнял мысленные команды включения, прослушивания, поиска нужного сюжета. Для лучшего восприятия рекомендовалось закрыть глаза и уединиться, чтобы не мешали мысли окружающих людей.
Если не считать молчаливых вечеров, у Нао и Рациеллы были прекрасные отношения. Их связывало воспоминание о тех днях, когда погибла Ли, но они никогда не обсуждали эту тему.
– Который сейчас год? – однажды спросил Нао.
– Мне – скоро семнадцать, а что?
– Да не тебе, а вообще?
– Как это вообще? Папе сорок пять, а герцог Сергий правит Неаполисом давным-давно…
На Терре не было единого календаря! Годы считали по-разному – где от основания города, где от начала династии.
Но Нао был нужен календарь – как же без него фиксировать события? И он ввёл собственное летоисчисление, приняв за точку отсчета дату рождения Ли. Пересчитал циклы Наолины в террианские годы. Получилось, что на Терру они прибыли в 29-м году «по эре Ли». И вот теперь, в 34-м году, настала пора действовать.
Для начала Нао расспросил Пеппе о большом треугольном острове на юге, который он когда-то видел с орбиты. Оказалось, остров так и называют «треугольник», или Тринакрия на местном языке. На острове жили, всё время враждуя, разные народы.
– Почему люди воюют, а не сотрудничают? – спросил Нао.
– Они поклоняются разным богам, – пояснил рыбак с умным видом, чем окончательно сбил Нао с толку.
Ехать на остров, охваченный враждой, Нао не решился и выбрал цель поближе. Поздно вечером, когда рыбак отправился на ночной лов, Нао собрал свои нехитрые пожитки, взял запас пищи на пару дней и бодро зашагал к берегу.
Сзади он услышал лёгкие шаги.
– Ты уезжаешь? – в глазах Рациеллы блестели слёзы.
– Да, у меня дела.
– Ты вернёшься?
– Обязательно.
– Скоро?
– Пока не знаю. Но вернусь.
Девушка попыталась улыбнуться сквозь слёзы, поднялась на цыпочки и прикоснулась губами к щеке Нао. Тот взял её тонкие пальцы и слегка сжал их в своей ладони.
– Погоди! – Она побежала в дом и вернулась с маленьким мешочком, в который прямо на бегу бросила горсть сухого гороха.
– Возьми, – шепнула Рациелла, – найди себе принцессу.
– Принцессу? С помощью гороха?
– Да! Ты разве не знаешь? Мне мама рассказывала, как найти настоящую принцессу! Нужно вечером положить горошину под матрас или перину. Обычная девушка ничего не заметит, а принцесса, она такая нежная, она будет ворочаться всю ночь, глаз не сомкнёт. Когда мама мне рассказала, я сразу проверила. Повзрослела и снова проверила. Мой маг, я – не принцесса. Найди себе настоящую принцессу, достойную тебя.
– Спасибо, – озадаченно пробормотал Нао, сжал в руке мешочек и пошёл в сторону берега. Он слышал голос Рациеллы, который запел старинную грустную песню. Эту песню часто напевал Пеппе, тоскуя по умершей Марии. Когда-то, еле сдерживая слёзы, он успокаивал дочку: «Не плачь, ведь мама теперь на небе, она – ангел. Вот послушай, «анжела-ре» означает ангел-королева».
Грусть-тоску я не развею –
Моей милой нет со мной!
Что за маг и что за фея
Унесли тебя, друг мой?
Анджеларé бам-бо
Анджеларé бом-ба.
Я на суше, я на море
В поисках плыву, бреду.
Не утихнет моё горе,
Если милой не найду.
Анджеларé бам-бо
Анджеларé бом-ба.
Коль не отыщу любимой,
То не проживу и дня!
Если встретит её кто-то,
Передаст пусть от меня:
Анджеларé бам-бо
Анджеларé бом-ба.
Глава 2
Нао спрятал субмарину на дне возле Неаполиса, закинул котомку за спину и направился к воротам. Город был окружён толстой каменной стеной, все ворота на ночь заперты.
Как же попасть внутрь? В раздумье Нао присел на большой камень. Неподалеку ютились домики прибрежного посёлка. На самом берегу моря в предрассветной мгле проступал контур каменной башни высотой альтов в десять. На верхней площадке маячила фигура вооружённого человека.
Вдруг всё резко изменилось. Дозорный на башне замахал руками, закричал и стал остервенело бить боевым топором в подвешенную железяку. Двери хижин распахивались одна за другой. Женщины, старики и дети, разбуженные криками и жутким лязгом, бежали к городским воротам. Отцы семейств и их старшие сыновья, вооружившись кто чем мог, остались возле своих домов и с мрачной решимостью смотрели в сторону моря, готовые защитить свой кров или дорого отдать свою жизнь.
Раздались крики:
– Сарацины!
– Мамма, ли турки!
Эту фразу знал каждый житель Неаполиса, она означала страшную опасность.
К берегу стремительно приближалось несколько лёгких посудин под парусами. На палубах сгрудились люди с кривыми саблями, в балахонах и платках, намотанных вокруг головы. Они живо напомнили Нао тех двух злодеев, которые когда-то напали на Ли. На всякий случай он нащупал биопистолет, которым можно было бы вмиг отправить сотню сарацин в глубокое оцепенение.
Женщины уже во всю стучали в ворота Города. Наконец створки со скрипом отворились, позволив людям укрыться за толстыми стенами. Из ворот выдвинулся отряд воинов, вооружённых мечами и луками со стрелами. Сарацины осознали, что неожиданный набег не удался, и повернули свои корабли к северу. Нао вздохнул с облегчением, убрал биопистолет и смешался с толпой.
– К Путеоли поплыли, дьяволы, – сказал кто-то в толпе, – нужно бы послать гонца, предупредить…
– А я думаю, что к островам. На Энарию или на Прохиту. Туда гонца не пошлёшь.
Жители посёлка постепенно покидали Город. Только один мужчина пошёл в противоположную сторону, и Нао последовал за ним. Почти сразу они оказались на большой площади, которая, судя по всему, днём превращалась в рынок. Было ещё очень рано, но торговцы уже начинали раскладывать товар – муку, лепёшки, сыр, рыбу, зелень, оливки…
Рядом с площадью стоял небольшой каменный дом с башней. На верхнем её ярусе висел тяжёлый металлический предмет в форме купола. Нао уже знал, что такие дома называют «кьеза» или церковь, но их назначение оставалось для него загадкой. Однажды он видел, как такой купол, «кампанеллу», затаскивали наверх, прикладывая неимоверные усилия. Потом купол начали раскачивать, он ударялся о длинный металлический язык и подавал загадочные сигналы.
– Нужно будет поблагодарить Марию Кармину за спасение от сарацин, – неожиданно сказал мужчина.
– Кто такая Мария Кармина? – робко спросил Нао.
Мужчина подозрительно посмотрел на него.
– Мария…
– Знаю, знаю, – перебил его Нао. Он уже слышал историю про Иисуса, его таинственное рождение, мучительную смерть и чудесное воскрешение. Правда, к этой истории у него оставалось очень много вопросов. – А почему «Кармина»?
– Ты что, раньше не бывал в Неаполисе?
– Был один раз проездом, – почти не соврал Нао, вспоминая самый грустный день своей жизни.
– Ясно, – сказал мужчина. – Я – Карло.
– Никколо. – Нао на ходу придумал себе имя, привычное для местных, и пожал протянутую руку.
– Когда я ещё был пацаном, «шкуньиццо», как у нас говорят, в Неаполисе объявились бежавшие от сарацин монахи. На родине их община жила на горе Кармель, и наши их прозвали кармелитами. Монахи принесли с собой лик Марии, свою святыню. Лицо на образе было очень тёмным, и её стали называть Мария Кармина или Мадонна Бруна.
– Бруна? – переспросил Нао.
– Тёмная. Брюнетка. А может, и чернокожая. Я бывал на юге, в Калабрии. Там что ни церковь, так висит икона темнокожей Мадонны. Говорят, и на Тринакрии тоже. Только там сарацины почти все церкви в свои поганые мечети переделали.
– Может быть, краска от времени темнеет? – предположил Нао.
– Не знаю, всякое бывает. Но одеваются кармелиты в балахоны такого же тёмно-коричневого цвета.
– Разве мать Иисуса была темнокожей? – несмело спросил Нао. Он уже встречал на Терре очень смуглых людей. Они попадались на Капри, но редко, и к ним относились настороженно.
Но Карло в ответ только пожал плечами и продолжил рассказ.
– В Неаполисе кармелиты жили скромно. В местные разборки не вмешивались, молились и совершали богоугодные дела. Они заслужили уважение горожан, и им позволили занять часовенку возле Рыночной площади. Когда монахи разбогатеют, они точно построят себе церковь побольше.
– А они разбогатеют?
– Можешь не сомневаться. Народ так и валит к образу Кармины. Люди верят, что она утешает при горестях. И каждый оставляет монетку. А народу тут полно, на Рыночной площади днём не протолкнёшься. Да и горестей хватает…
– А Кармина на самом деле утешает?
– Тех, кто верит, утешает.
Они миновали часовню и молча двинулись по длинной узкой улице, вымощенной камнем. Карло прервал затянувшееся молчание.
– А ты кто и зачем в Неаполис?
– Я рыбак с Капри, но уж больно тяжела эта работа – ночью рыбу вылови, днём – продай. Выручка грошовая… Хочу поискать удачи в Городе.
Карло посмотрел на него изучающе, пытаясь понять, правду ли говорит этот странноватый юноша с необычно светлыми для этих мест волосами. Но Нао принял самый невозмутимый вид.
– Ладно. Я к брату иду, он на холме Воммеро живет, – Карло махнул рукой куда-то вперёд. – Спрошу насчёт работы для тебя.
Они вышли за городскую стену. Стражника тут не было, а ворота были открыты нараспашку.
– Сарацины нападают только с моря, – пояснил Карло. – Вот если Длиннобородые нагрянут или, чего хуже, Северные люди, тогда беда! Все жители на защиту поднимутся, со стен будут из луков стрелять, осадные башни поджигать и опрокидывать, раскалённую смолу на вражеские головы лить… Но сейчас мы дружим и с теми, и с другими – слава нашему герцогу!
За городом они пошли по тропинке, хорошо протоптанной ногами и копытами. Дорожка карабкалась вверх по склону и была закрыта от солнца плотным сводом из переплетённых крон деревьев.
– Нфрашката, – сказал Карло.
– В смысле? – переспросил Нао.
– «Шалаш» – так называют этот путь.
– Отчего же шалаш, ведь это дорога, а не хижина?
– Нфрашката означает «накрытая ветками». Такой бывает и хижина, и дорога.
Тропинка вывела их почти на самую вершину холма. Ещё чуть выше располагалась каменная постройка, в которой Нао безошибочно определил очередную церковь. Их обилие изумляло, особенно из-за того, что Нао так пока и не понял, для чего они нужны. Конечно, он видел, как Пеппе с Рациеллой ходили в церковь в определённые дни, но делали они это реже соседей. Нао однажды даже спросил рыбака, почему он не идёт со всеми.
– Он не помог нам, когда умирала Мария, – мрачно бросил Пеппе, чем совсем озадачил Нао, – я больше не верю в Его всемогущество. Пусть даже меня отлучат. Мария не совершила ни одного греха.
Нао не ошибся.
– Церковь святого Эрмо, – кивнул Карло в сторону постройки.
Ещё один святой. Сколько их я уже встречал тут – Дженнаро, Лючия, Мария под разными прозвищами… Теперь вот Эрмо.
– Он тоже совершает чудеса?
Карло снова пожал плечами.
– Его по-разному называют – Эразм, Эльм. Говорят, он помогает морякам в шторм, а ещё зажигает по ночам зелёные огоньки на волнах моря.
– Он покровительствует морякам? – уточнил Нао. – А почему?
– Церковники рассказывают, что, когда Эрмо казнили, палачи вынули все внутренности и намотали на корабельную лебёдку, с помощью которой поднимают паруса.
Нао передёрнуло.
Жуткие нравы и странная логика, – подумал он в очередной раз.
Тут они приблизились к одной из хижин, из которой выскочил кудрявый коренастый парень и едва не столкнулся с ними.
– Джанни!
– Карло!
Братья обнялись.
– Познакомься, это Никколо, рыбак с Капри, приехал в Город искать работу. Хороший парень, только необразованный. Но вроде соображает.
Джанни оглядел Нао с ног до головы и дружески хлопнул его по плечу.
– А ты куда в такую рань? – спросил Карло.
– Нино, кузен наш, по пьяни попал в переделку у Пьереротта. Такая незадача. Отлёживается с переломанными костями. Так что у меня работа за двоих. Да! Ты же не знаешь! Мы с Нино уже полгода как устроились сервами в замок герцога. Только Нино теперь, наверное, выгонят и денег не заплатят.
– А за что его так?
– Он напился и совсем страх потерял. В открытую полез ухлёстывать за женой одного бандита. Катарина-то ему уже давно глазки строила, но нельзя же так в открытую.
Джанни скорчил гримасу.
– Нино ещё повезло. Тут в прошлом году один приезжий посмел улыбнуться невесте босса банды. На следующий день нашли его плавающим в море под Пузилеко со связанными за спиной руками и членом, засунутым в рот.
Нао второй раз содрогнулся за последние полчаса.
– А что это за бандиты такие? – робко поинтересовался он.
Раз я «необразованный, но соображаю», вот и отвечайте на мои глупые вопросы!
Братья переглянулись. Повисла пауза.
– Хозяева кварталов, – наконец произнёс Карло.
– Слуги герцога?
– Нет. Больше ничего не знаю. Их главный закон – омертá, молчание. Кто скажет лишнее, тому смерть…
Нао проглотил язык. Вопрос и впрямь оказался глупым.
– Ладно. Мне пора, – сказал Джанни, – управляющий за опоздание взгреет.
– Погоди, а возьми Никколо вместо Нино. Может, примут его.
– А ты что умеешь делать?
– Да всё понемножку. Я понятливый, учусь быстро.
Джанни на секунду задумался.
– А почему бы и нет? Может повезёт тебе, гальó… Только быстро.
И Нао последовал за Джанни вниз, по той же Нфрашкате, «дорожке под ветками», по которой только что поднимался.
Глава 3
– Вот этого привёл вместо Нино, – сказал Джанни.
Управляющий кивнул. Какая разница, кто будет мусор выносить и мешки подтаскивать.
– Как зовут? Никколо? Ладно. Плата обычная.
Теперь каждое утро Нао и Джанни быстрым шагом спускались к замку герцога и принимались за работу. В конце недели Нао получил первое жалованье и отдал часть его за жильё. Они подружились, и Джанни не было никакого дела до того, что каждый вечер Никколо уединяется в своей комнате, достаёт из котомки серый камень и подолгу молча разглядывает его.
У Джанни по вечерам была своя забота – он бродил по Воммеро в поисках Нанинны. Симпатичная брюнетка жила неподалёку, но почему-то встретить её никак не получалось, особенно когда ему больше всего этого хотелось.
Джанни оказался дружелюбным парнем, но простоватым. Ничего интересного из него выудить не удавалось. Поэтому Нао всегда c нетерпением ждал, когда в гости приедет Карло. Старший брат был знающим человеком, у него можно было получить самые разные сведения о жизни на Терре. На такие случаи у Нао в запасе было несколько бутылей лучшего местного вина, которое прекрасно помогало развязать язык.
Однажды Карло приехал в мрачном и торжественном настроении.
– Что случилось?
– Умер герцог, я приехал на похороны.
– Как умер?! Мы сегодня готовили ему завтрак!
– Умер Сергий, он жил в монастыре, уже два года как. А во дворце вы служите молодому герцогу Джованни, сыну Сергия.
Нао слабо представлял, что такое монастырь, но не подал виду.
– А почему Сергий жил в монастыре? Он умер от старости?
– Нет, от горя. Это всё из-за Северных людей и ещё из-за одного Длиннобородого мерзавца, чтоб ему сгореть в пламени Везувия.
Так, сегодня можно кое-что разузнать.
Нао быстро принёс бутылку и наполнил три кружки.
– Кто такие Северные люди? – начал он разговор.
– Они явились сюда незадолго до моего рождения, – Карло отхлебнул из кружки. – Их позвал Мелус, он попросил Северных помочь Длиннобородым справиться с ромеями.
– Погоди, я запутался. Ромеи – это кто?
– Так называют жителей Восточной империи.
Нао понимающе кивнул, услышав знакомое название.
– Но ведь Восточная империя далеко за морем?
– Империя большая. Столица, город Византида, у них и вправду за морем. А тут у нас они с давних пор владеют землями на востоке и на самом юге.
– А Длиннобородые?
– Они тоже тут давно живут. Про Салерно слышал? Нет? Ещё услышишь. Большое княжество к югу от Неаполиса, от моря и до моря. Салерно окружено со всех сторон землями ромеев. А ещё есть княжество Капуя, к северу отсюда. Там тоже Длиннобородые правят.
– Про ромеев и про Длиннобородых я понял. А Северные тут откуда и зачем?
– Хочу вот рассказать, так ты всё время перебиваешь. Северные жили на землях короля франков, а потом их позвал сюда Мелус, Длиннобородый из Бари. Он хотел освободить от ромеев свой родной город, и ему нужна была помощь.
– Длиннобородый Мелус – это и есть тот самый мерзавец, которому ты пожелал сгореть в огне вулкана? – снова вмешался Нао.
Карло крякнул с досады, когда его опять перебили, но всё-таки продолжил рассказ.
– Нет, конечно. Мелус был порядочным человеком. Он ненавидел ромеев и не думал, что всё так получится.
– Что получится? – Нао совсем запутался. – Мелус попросил Северных завоевать Восточную империю?
– Что ты, – захохотал Карло, подливая себе и брату и с удивлением глядя на полную кружку Нао, – Восточная империя огромная, её так просто не завоюешь. А что это ты не пьёшь?
Нао схватился за кружку и тоже поднёс её к губам.
– Так зачем же Мелус позвал Северных людей?
– Ромеи заняли его город Бари. Мелус еле унёс ноги, но вся его семья попала к ним в лапы. Тогда Мелус возненавидел их вдвойне и поклялся отомстить.
– Он был родом из Бари?
– Да. Но теперь там снова правят ромеи.
– А где этот Бари? Далеко отсюда?
– Не близко, у Восточного моря.
Нао вспомнил, как впервые, ещё из космолёта, увидел полуостров в форме ноги. Его окружали три моря – с запада, с востока и, самое большое, с юга. Теперь он уже знал, что полуостров называют Италийским.
Нао молчал, укладывая новые знания в памяти, но Карло продолжил сам, с теплотой и болью в голосе.
– Наша земля – прекрасна. Тут яркое солнце, голубое небо и тёплое море. Лакомый кусочек для иноземцев, и боюсь, что так будет всегда. Две империи пытаются заполучить эту землю, а теперь вот ещё и Северные пожаловали.
– Откуда же они взялись?
– Когда Мелус сбежал от ромеев, он отправился к горе Гаргано просить помощи у святого архангела Михаила.
Ещё один святой. Как же их всех запомнить?!
– Архангел живёт на этой горе?
Карло снова захохотал.
– Архангел живёт на небесах, он умер много веков назад. А в горе Гаргано есть пещера, где он совершил чудо. Туда ходят паломники.
Нао хотел было поинтересоваться, какое чудо совершил архангел и как можно просить помощи у того, кто давно умер, но не стал перебивать Карло.
– Возле входа в пещеру Мелус встретил несколько десятков паломников – все они были молодые, сильные. Это и были Северные.
– И что потом?
– Сначала те расхохотались, увидев тучную фигуру в чёрном балахоне, как у бабы. Но Мелус отвёл их в харчевню и хорошо угостил. После второй кружки он уже с горячностью рассказывал про свои несчастья. Говорят, он тогда здорово надрался. Вскочил на стол и закричал: «Помогите мне избавить мой Бари от проклятых ромеев! Я щедро расплачусь – деньгами и землями. Завтра же в бой!»
Северные люди его успокоили, но призадумались. Деньги и земли – это как раз то, что они любили больше всего на свете. Да и наши места им приглянулись. Их вождь, Жильбер из рода Дренго, помог Мелусу спуститься со стола, приобнял его за плечи и заговорил тихим голосом:
– Успокойся. Конечно, мы тебе поможем. Но только не завтра. Мы возвращаемся из святого места в глубоком умиротворении и сейчас не намерены сражаться. Жди нас через год, мы вернёмся и вот тогда точно тебе поможем!..
Братья поднялись, чтобы выйти во двор. Нао уже из собственного опыта знал, как вино изменяет поведение людей. Вот и Карло, встав из-за стола, вдруг запел вполголоса:
Солнце, небо и море –
Наша южная земля.
Война у этого моря
Шла до вчерашнего дня…
Нао быстро перелил своё вино в кружки братьев и сходил за второй бутылью. Он рассчитывал многое узнать в этот вечер. Сначала Нао собирался выяснить, какой длины бороды у Длиннобородых, но потом решил, что Северные люди его интересуют больше.
Карло вернулся, всё ещё напевая:
Солнце, небо и море –
Наша южная земля.
Новой войны оставить
Нашим детям никак нельзя…
Я проснуться хочу
Как-то утром в мире таком,
Что устал, наконец, от вражды…
Он снова сел на лавку, провёл тыльной стороной ладони по глазам, заметил вторую бутыль и потянулся за своей кружкой. Джанни, немного потоптавшись, ушёл. Половину историй брата он уже слышал, а вторую половину не понимал. Выпитое вино навеяло на него романтическое настроение, и он отправился разыскивать Нанинну на поросших буйной зеленью склонах Воммеро.
Нао сделал вид, что допивает своё вино, и откупорил вторую бутыль.
– А откуда пришли Северные люди?
– Из земель короля франков, что за Белой горой.
– А почему их называют Северными?
– Потому что и там они жили не всегда, а явились из далекой страны на севере, где холодное море и снежные зимы. Обрушились как ураган на владения короля франков – разоряли, грабили, убивали. Франки и прозвали их Северными. Давно это было, тогда ещё дед моего прадеда не родился. Они свирепые и беспощадные воины, их интересуют только богатство и власть. Никто не мог с ними сладить, и король франков почёл за благо отдать им большую землю в обмен на клятву не разорять другие его владения. И могли бы Северные жить себе спокойно в своих законных поместьях, если бы не…
– Что?! – воскликнул заинтригованный Нао.
Карло снова промочил горло и усмехнулся.
– Понимаешь, у Северных рождается очень много детей…
Нао проглотил комок в горле. Для него рождение сына или дочери стало теперь несбыточной мечтой. Если найти себе жену на Терре, то через цикл она будет выглядеть, как его мама, а через два – как бабушка. Этого он не хотел. Да и не факт, что от межзвёздного брака могут родиться дети. Нао тяжело вздохнул, взял стакан и впервые за вечер отхлебнул по-серьёзному.
– Что ты приуныл? – спросил Карло.
Нао тряхнул головой, отгоняя грустные мысли.
– Чем же Северным мешают собственные дети?
– Ну как же? Каждому сыну, когда подрастёт, нужно выделить надел земли. А если у тебя десять сыновей, как быть?
– Десять? – изумился Нао. – А ещё и дочки?
– Бывает и больше. А дочек не считают, их выдают замуж.
Карло плеснул в опустевший стакан.
– Вот молодые рыцари, которым не хватило наследства, и хлынули сюда, чтобы с оружием найти свою судьбу. Сражаются за того, кто больше заплатит. Иногда даже одни Северные против других. В бою им равных нет. Сила, отвага, решительность, смекалка, отличное оружие – всё при них…
– Неужели никто и никогда не смог их победить?
Карло сделал глоток и задумался, что-то вспоминая.
– Рассказывал мне отец одну историю. Северные исправно служили Длиннобородым, отбирали у ромеев один город за другим. Но тут нашла коса на камень.
– Что за камень такой?
– Воины-руссы! Три сотни витязей пришли из Восточной империи. Возле речки Офранте был страшный бой. Конница тяжело вооружённых ромеев завязла в строе Северных. Те рубили коням ноги, стаскивали рыцарей на землю и убивали. В тяжёлой кольчуге, если ты не на коне, то, считай, уже на небе.
– А потом?
– А потом из засады вышли руссы и всё перевернули. Северные были разбиты. В той битве погиб их предводитель Жильбер. Я тогда ещё пацаном был, но помню, как про руссов всюду шептались.
– А кто такие руссы?
– Я мало про них знаю. Они тоже с севера. Имя их князя означает «владеет миром», но это он преувеличивает, – усмехнулся Карло. – Живёт князь в городе… как же его?.. не помню… Куяб, что ли? На большой реке, а моря там нет. Князь руссов послал тысячи воинов в Восточную империю, а император отдал ему в жёны свою сестру. Хороший обмен получился.
– Для кого хороший?
– Для императора, конечно. Сестрёнку пристроил – раз, войско получил – два. А принцесса ещё и своенравная оказалась. Потребовала, значит, чтобы князь веру во Христа принял. Руссы ведь другим богам поклонялись. А тут жена приказала: «по вашим варварским законам жить не хочу».
– И князь послушал?
– А куда он денется? Всё-таки сестра императора. После свадьбы она и говорит: «А теперь, давай, весь свой народ крести! Негоже моим подданным варварами оставаться!»
– А что, если варвара окрестить, он сразу благочестивым становится?
– Конечно! Как тебя три раза головой в купель окунут, так сразу благодать и снизойдёт.
Нао задумался.
Как бы изучить эти купели? Может, туда устройства внушения вмонтированы? Или вода особенная, с примесями для психологического воздействия?
Но хоть и нисходит на крещёных благодать, они всё равно мало чем от варваров отличаются. Король франков, князь руссов, император ромеев, герцог в Неаполисе… Сколько же правителей на Терре? И каждый – за себя, иногда даже против своего народа. За деньги и власть. Почему они не решают общие задачи, как на Наолине, а всё время враждуют? Из-за чего такая разница? Из-за того, что люди на Терре не способны слышать мысли друг друга? Или есть другая причина?
Нао машинально поднял кружку, сделал второй полноценный глоток и прервал затянувшееся молчание.
– Ты так и не рассказал, что за горе случилось у герцога Неаполиса.
– Как раз собирался. Тут неподалёку есть город Капуя. Властвовал там Пандульф по прозвищу Волк, мерзавец, каких свет не видывал. Сам из Длиннобородых, но горазд был на всякие гнусности. Вот однажды Волк нанял Северных, чтобы завоевать Неаполис.
Всадники с мечами и копьями ворвались в наш город. Грабили и убивали, молодых женщин забирали. А потом торжественно явился Волк верхом на белом коне – возомнил себя новым правителем.
– А Сергий? – спросил Нао.
– Герцог успел скрыться и сдаваться не собирался. Он тоже пошёл за помощью к Северным. Прямо к их предводителю Райнульфу, брату погибшего Жильбера. И снова полчище Северных напало на Неаполис. Те же рыцари, что завоёвывали наш город для Волка, теперь гнали его прочь.
– Как же такое возможно?
– Деньги всё решают. Северные вернули Сергия в Неаполис. Ты не представляешь, как он радовался! Первым делом подарил Райнульфу Аверсу, маленький городок тут неподалёку. Городишко так себе, но это был первый феод, законно полученный Северными на наших землях. Раньше их считали бродягами и разбойниками, а теперь они стали законными землевладельцами.
– Это так важно?
– Это важно. Если ты разбойник, то разоряешь всё вокруг. Если же ты владеешь землёй, то хочешь сделать её богаче.
– Выходит, всё наладилось у Сергия?
– Погоди, не всё так просто. Сергий понял, что без Северных ему против Волка не удержаться. Говорит он тогда Райнульфу: «А давай-ка породнимся. Бери мою сестру себе в жёны». Райнульф согласился. Думаю, что он втайне надеялся через это родство весь Неаполис заполучить, а не только крохотную Аверсу. Если не сам, так его дети. Но хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
Нао вздрогнул, снова услышав фразу, которая не давала ему покоя в самый печальный день его жизни.
Карло продолжил свой рассказ:
– Жена Райнульфа заболела и умерла.
– Сестра Сергия?
– Да. А Волк тут как тут: «Негоже тебе вдовцом оставаться, – говорит он Райнульфу, – бери в жёны мою племянницу, дочку герцога Амальфи». Тот опять согласился. Амальфи поменьше Неаполиса будет, но город знатный – старинная морская держава.
– Выходит, Райнульф предал Сергия? – спросил Нао.
– Да и что с того? Не первое и не последнее предательство. Северные такое даже за грех не считают. Сергий очень горевал из-за смерти сестры, из-за предательства Северных, из-за страха перед Волком. И он ушёл в монастырь, оставив Неаполис своему сыну Джованни. И вот вчера мне сказали, что Сергий умер. Да оно и понятно – каково жить в монастыре человеку, который всю жизнь был во власти?!
– И Волк снова напал на Неаполис? – спросил Нао.
Карло зевнул. Вино закончилось, и его тянуло ко сну.
– Нет, ему не позволили… В другой раз расскажу, – пробормотал он, вставая и направляясь в спальню.
Нао вышел на улицу, всматриваясь в ночное небо. Он хотел освежить мозги, изрядно пропитавшиеся алкоголем, и получше уложить в них рассказ Карло. Спасаясь от холодного ночного ветерка, Нао засунул руки в карманы. В одном из них он нащупал горошину, как видно, выскользнувшую из мешочка Рациеллы.
По тропинке поднимался Джанни.
– Ну что, нашёл Наннину?
– Нашёл, но мать её, ведьма, в дом не пустила.
– А бывает, что и пускает?
– Пускает иногда, но только чтобы ругать меня весь вечер. Не нравлюсь я ей, видите ли. Наверное, дочке другого жениха присмотрела, побогаче. Как есть, ведьма!
– Слушай, а давай проверим, вдруг Наннина твоя – принцесса?
– В смысле?
– Говорят, самая простая девушка может оказаться принцессой.
Трезвая половина мозга Нао понимала, что он никогда не стал бы нести такую чушь, если бы не выпитое вино.
– Да какая она принцесса? Обычная шкуньицца из Неаполиса, тут таких много. Просто нравится она мне очень.
– Но проверить-то ведь не трудно? – спросил Нао, протягивая горошину. – Вот, возьми.
– Что это? Простая горошина.
– Как будешь у Нанинны дома, положи под её матрас. А на следующий день спроси, как ей спалось.
– И?..
– Ты просто спроси.
Джанни покрутил пальцем у виска, но горошину взял. Зашёл в дом и громко расхохотался.
Глава 4
Полночи Нао просидел с мнемобанком.
Города Неаполис, Бари, Салерно, Амальфи… Две империи, которые покушаются на эти земли… Невесть откуда свалившиеся Северные люди… Загадочные руссы, чей князь считает, что владеет миром… И, похоже, уходящие в прошлое Длиннобородые, у которых всё меньше и меньше владений…
Как бы разузнать про них, пока совсем не исчезли? Какой всё-таки длины у них бороды? Но как же это сделать, не вылезая из замка?
С утра Джанни и Нао занялись привычной работой, подтаскивая мясные окорока, корзины с рыбой, мешки с овощами и фруктами на кухню, где готовили завтрак для семейства и прислуги герцога. Вдруг раздался истошный вопль. Сервы сгрудились у входа, робко, но с любопытством заглядывая внутрь. По кухне носился управляющий с криками:
– Этот идиот откромсал себе полпальца!
Рядом корчился от боли несчастный поварёнок. Он обмотал полой грязной куртки руку, из которой обильно сочилась кровь, смешиваясь с капавшими слезами. Но судьба поварёнка совсем не волновала управляющего.
– Скоро завтрак! Кто может тонко и ровно нарезать томаты и сыр, чтобы не стыдно было подать к столу герцога?
Нао понял, что этот шанс нельзя упустить.
– Я смогу!
– Ты?
Нао выбрался из-за спин, вспоминая уроки Рациеллы. Управляющий встал рядом с ним, наблюдая, как ловко тот орудует кухонным ножом. Вскоре, удовлетворённо хмыкнув, он ушёл. В конце дня Нао позвали к управляющему.
– Будешь работать на кухне. Жалованье двойное.
Джанни намекнул, что при повышении по службе положено угощать друзей. Он выпил вина, купленного Нао, – кружку, потом другую. Язык его начал болтать лишнее, в словах слышалась обида. Нао узнал, что он «непонятно кто такой, странный на вид и, вообще, невесть откуда взялся».
Наутро Джанни сухо сообщил, что плата за ночлег повышена. И ещё он добавил: «твоя дурацкая горошина совсем не мешала Наннине спать». Так закончилась дружба.
Новое положение отнюдь не способствовало сбору сведений о Терре. Сервов хоть иногда посылали в город, а из кухни не удавалось высунуть и носа. Разве что повара поведают что-нибудь о своей жизни.
Нао заинтриговал рассказ Карло про непобедимых воинов-руссов, и он пытался хоть что-то разузнать про них. Но это слово все употребляли только в смысле «рыжий». Про «рыжий народ» никто ничего не слышал. Но вот однажды на рынке старик, торговавший лимонами, переспросил:
– Руссы? Да, знаю. Бывали у нас, на моей родине. Мне рассказывали, что они подчинили себе большие племена славов. А потом выдумали, будто славы сами их позвали на царство. Только я что-то не припоминаю, чтобы кто-нибудь сам себе ярмо на шею вешал, – усмехнулся старик.
Нао запомнил эту скудную информацию и переспросил:
– На твоей родине? А откуда ты будешь-то?
– Я из Греции, из города Фессалоники.
В это время подошёл ещё один мужчина и окликнул старика. Они стали о чём-то спорить, и мужчина ушёл, недовольный. Нао не понял из их перебранки ни единого слова.
– Это вы на греческом сейчас говорили?
– Да. Не нравится ему, что торговля плохо идёт. А как ещё, если здесь полным-полно лимонов? Мальчишки, вон, прямо с веток обрывают.
– Продай мне лимонов, – сказал Нао, доставая монетки. – А где в ходу ваш язык?
Старик удивлённо посмотрел на него.
– Это же главный язык Восточной империи! Много народов подчинил император, но греки там – хозяева. И в Неаполис тоже понаехали. Недаром местную землю называют «Греча Мáнья» – Большая Греция.
– А хочешь подзаработать? – неожиданно для самого себя спросил Нао. – Научи меня греческому.
– А зачем тебе?
– Хочу в Восточной империи побывать. Твои Фессалоники – там главный город?
– Нет, – протянул старик озадаченно, – столица у нас – город Константина, по-древнему – Византида. Ладно, приходи вечером. О цене договоримся.
«Один бог знает, зачем ему это нужно, ну да мне-то какая разница, если не обманет и заплатит», – размышлял старик.
Нао вспомнил, как учился языку в первые дни на Терре, совмещая прослушивание слов и мыслей. Теперь он усовершенствовал этот метод, для чего настроил мнемобанк на двухканальное восприятие мыслей и активировал интеллектуальную функцию сопоставления каналов. По одному каналу записывались мысли старика, а по другому – его собственные. Функция сопоставления быстро выявляла неверно понятые слова и фразы.
Тем же вечером Нао пришёл на урок во всеоружии, с упрятанным в котомку замаскированным мнемобанком. После занятия они расстались весьма довольные: старик – гонораром, а Нао – тем, что уже смог поблагодарить учителя и попрощаться с ним по-гречески.
Работа на кухне позволяла посещать уроки раз в два дня. По ночам Нао повторял пройденное. Старик немало повидал на своём веку, но даже он был удивлён тому, что через пару недель Нао уже сносно объяснялся на греческом. Ещё месяц он просто заходил поболтать для увеличения словарного запаса и расширения кругозора.
Нао узнал, что Восточную империю называют Византийской, по имени столицы, или Ромейской, потому что её жители считают себя потомками древнего народа ромеев.
Старик рассказал, что руссы не раз нападали на его город. Чтобы не ломать язык вместо длинного «Фессалоники» они просто говорили «Солунь». Потом старик начал что-то бормотать про Дмитрия из Солуни, но при имени очередного святого у Нао начался нервный смех…
– Ой… Смотри куда прёшь! – девушка потирала ушибленный локоть.
Сбегая по винтовой лестнице с пустым подносом, Нао слишком поздно заметил служанку, которая вприпрыжку поднималась по той же лестнице.
– Извини, задумался… А ты кто?
– Меньше думать надо! Я Катарú.
– А я – Никколо. Куда ты так летишь?
– Постéли дамам готовить ко сну. Опаздываю, – буркнула Катарú.
– Ладно, не дуйся, – Нао протянул ей горсть цукатов, от которых отказалась герцогиня.
Катарú взяла лакомство и лучезарно улыбнулась в ответ. Долговязый молодой повар ей сразу понравился.
– Постой, – Нао придержал её за локоть и достал горсточку гороха из кармана, – можешь положить по одной под каждую перину?
– Зачем это? – удивлённо спросила Катарú.
– Мне приказано отыскать настоящую принцессу, и это самый верный способ.
– Ах-ах, я тоже знаю такую сказку! Ладно, давай попробуем.
По дороге домой Нао думал про Катарú. Молодая, симпатичная и весёлая, да ещё считает, что думать нужно поменьше – идеальное сочетание женских качеств. Нао охватила какая-то незнакомая эйфория, и чем больше он думал про Катарú, тем сильнее становилось возбуждение.
Может, это та самая неведомая любовь? Интересно, могу я сейчас совершить какой-нибудь прекрасный поступок?
Нао свернул с привычного пути, чтобы пройти мимо могилы Ли. У надгробной плиты, как всегда, кто-то пел. Нао напрягся, услышав вдруг имя, которое мысленно повторял весь вечер.
Ты скажи, о ком сердце мечтает
В одиночестве здесь у окошка?
Силуэт на стене замирает,
Эта тень неподвижная – ты.
Ночь свежа и луна серебриста,
Поднимается выше, светлеет.
Только ветер порывом душистым
Нарушает безмолвный покой.
Что за ночь! Что за ночь!
Но один я с тоскою.
Почему ты сейчас не со мною?
Катари, почему ты молчишь?
Пусть судьба непреклонна,
Я надеюсь, я верю,
Что верну я потерю!
Ты ошиблась, пойми!..
«Тут сотни девушек по имени Катарúна, – думал Нао, – не может быть такого совпадения, что певец обращается именно к той, о ком я думаю». Но всё равно при этой мысли щемило где-то в груди. Зато от другой мысли становилось приятно: «Я скоро разгадаю, что такое любовь!».
Утром он нетерпеливо спускался к замку. Но сначала работа. Относя завтрак в обеденный зал, Нао осмелился на комплимент герцогине:
– Вы сегодня так прекрасно выглядите, наверное, хорошо выспались?
Та подняла на него возмущённый взгляд.
– Ты что, мужлан, хочешь сказать, что вчера я выглядела хуже?!
Только днём Нао отыскал Катарú и со смехом рассказал ей про утренний эпизод. Теперь каждый день они находили несколько минут, чтобы поболтать.
Но уже через пару недель Нао стал чувствовать, что ежедневные свидания превратились в скучную рутину, а потом – в бессмысленную обузу. Интересных тем, которые можно было бы обсуждать с Катарú, он почти не находил, а вид её смазливой мордашки Нао больше не трогал.
Наверное, это всё-таки была не любовь, а какое-то кратковременное помешательство. Да и о чём вообще говорить с женщиной, которая считает, что думать нужно поменьше?
Глава 5
Управляющий спустился на кухню и приказал собрать поваров.
– К герцогу прибывают послы Длиннобородых. Нам поручено приготовить что-нибудь особенное. Чем вкуснее обед, тем удачнее переговоры.
– Сделаем так, – вмешался старший повар, – завтра каждый готовит свое любимое блюдо. Выберем самые лучшие.
Управляющий кивнул.
Нао, стоявший в углу комнаты, робко спросил:
– Можно я тоже попробую?
– Кто это? – управляющий оглядел долговязую фигуру и пристально всмотрелся в глаза необычного разреза.
– Никколо с Капри, – ответил старший повар. – Лучше всех режет томаты.
Управляющий усмехнулся:
– Ну, пусть попробует. Лишняя кастрюля у тебя, надеюсь, найдется? Отведаю его… томаты.
Захохотав, управляющий покинул кухню.
Этой ночью Нао не спал. Вечером он вышел из дома, спустился по Нфрашкате, но не вошел в ворота Города, а пробрался к морю снаружи городской стены и поднял субмарину. Через час он уже был у домика Пеппе и тихо разбудил Рациеллу, спавшую во дворе.
– Ты вернулся?! – вскрикнула девушка.
– Пока нет. Но мне нужна твоя помощь.
– А где ты сейчас?
– В Неаполисе. Служу у герцога.
– Разве маги могут быть слугами?
– Маги всё могут. Особенно если нужно для дела.
– А можно я к тебе приеду?
– Нет. Я живу у друга. А ты нужна своему отцу здесь.
Рациелла и сама понимала, что он прав.
– Чем я могу услужить тебе, мой маг?
– Мне нужны только что выловленные кальмары. Есть у вас?
В ночной тишине они вышли к морю, прихватив лампару. В большой сети, опущенной в воду, шевелились щупальца обреченных на съедение моллюсков.
– Отец с утра собирался на рынок.
– Пусть завтра отдыхает. Я дам двойную плату.
Нао отсчитал монеты и потащил сеть в сторону субмарины. Потом вернулся:
– На вот, возьми ещё. Пеппе нужна будет новая сеть.
Она молча взяла деньги. Тихо спросила, не поднимая глаз:
– Мы ещё увидимся?
– Да.
– Ты уже нашёл свою принцессу?
– Нет пока. Но я ищу.
Рациелла грустно улыбнулась, поднялась на цыпочки и чмокнула его в щёку.
Нао выпустил внешний манипулятор субмарины, зацепил им сеть и поплыл на медленном ходу в сторону Города. Рациелла молча наблюдала за его отплытием. Так же молча помахала вслед и отправилась досыпать. Весь следующий день у неё было хорошее настроение – а как же, к ней снова приезжал её маг, и… он ещё не обзавёлся принцессой!
Мешок рыбы на плече и знак серва герцогского замка, нашитый на рубаху, послужили пропуском в Город. Опустив кальмаров в чан с водой, Нао бросился на рынок за всем необходимым.
На дегустацию управляющий замка Грегорио пришёл со своей женой Изабеллой и детьми. Когда дело дошло до кальмаров, в фарш которых Нао добавил гранулы экстракта салины, управляющий был уже сыт по горло и собирался вставать из-за стола.
– Можно я ещё и это попробую? – спросила его дородная жена, в которую пищи влезало куда больше, чем в сухопарого управляющего.
– Пробуй, мне не жалко, – усмехнулся тот.
– Ой, – воскликнула Изабелла, едва откусив щупальце кальмара.
– Что, отрава? – всполошился Грегорио.
Но Изабелла уже засовывала в рот кусок за куском, лихорадочно жевала и блаженно закатывала глаза. Дети-подростки с изумлением смотрели на маму, которую трудно было удивить чем-то съестным. Они потянулись за своими кусочками. Грегорио тоже осторожно попробовал кушанье. Улыбка озарила его лицо.
– Кто это готовил? – спросил на кухне старший повар.
Нао сделал робкий шаг вперёд.
– Значит так. Никколо, Марко, Джиджи и э‑э‑э… Роберто будут готовить для банкета. Каждый сам подаст свое блюдо к столу. Выдайте им праздничную одежду.
И Грегорио покинул кухню замка.
Всю неделю Нао расспрашивал, зачем приезжают Длиннобородые. Никто точно этого не знал. Но выяснилось, что в последнее время Волк из Капуи при поддержке Северных совсем распоясался. Ему уже подчинились города Суррентум, Салерно, Амальфи. Но Волку этого было мало. Он стал притеснять древний монастырь на горе Кассино – внаглую присвоил себе монастырские угодья и прислал настоятелю своего управляющего финансами.
Несчастные монахи боялись даже возразить, когда их драгоценности и утварь увозили к Волку в Капую. Священники жили впроголодь, а в большой праздник, день Успения Богородицы, они даже не нашли вина для службы. В отчаянии слуги божьи начали покидать монастырь.
Теперь Нао был заинтригован ещё больше. Что же всё-таки нужно Длиннобородым от молодого князя Неаполиса? Накануне банкета, уединившись в своей каморке, Нао достал мнемовизор с кулинарными рекомендациями, надел обруч на голову и закрыл глаза. Через час он знал, что нужно делать.
Ранним утром следующего дня в фарш, помимо экстракта салины, были добавлены ещё две гранулы. Нао рассчитывал вызвать в Длиннобородых абсолютное доверие и откровенность.
На этот раз фаршированные кальмары были одним из первых блюд, а многое из того, что было подано позже, вернулось на кухню нетронутым и пошло на корм сервам и скоту.
Зато Длиннобородые захотели познакомиться с гениальным поваром. Вскоре Нао сидел за одним столом с гостями и внимательно их рассматривал. Давно мучивший его вопрос – какой длины бороды у Длиннобородых – снова не нашёл ответа. Бороды у них, конечно, были, но ничуть не длиннее, чем у обитателей Неаполиса.
Длиннобородые буквально подвергли Нао перекрёстному допросу. Придумывая ответы, он врал виртуозно и вдохновенно. Когда спросили, где Нао научился кулинарному искусству, его осенило.
– Это рецепт князя руссов, – соврал он, глядя на всех честными глазами, – я приплыл из их земель на купеческом корабле, который затонул возле Капри.
– У руссов нет моря, откуда у них кальмары? – подозрительно посмотрел на него Атенульф, глава делегации Длиннобородых.
– Мы так фаршируем речную рыбу.
– А как же ваш корабль попал сюда?
– По большой реке и через три моря. Потом на нас напали сарацины. Я один спасся. Меня приютил рыбак Пеппе.
По крайней мере, последняя фраза была правдой. Расчёт на то, что про руссов никто почти ничего не знает, оправдался. Да и чудодейственная гранула помогла. Молодой герцог Джованни с интересом рассматривал своего нового повара, думая, что надо бы расспросить его про непобедимую дружину варягов, которую князь руссов отправил Восточному императору.
Трапеза плавно перешла в переговоры, и никто почему-то не обращал внимания на то, что Нао тихо сидит в углу и во все уши внимает новостям.
Он узнал, что Волк окончательно перешёл все границы приличия, когда обесчестил племянницу Гвемара, князя Салерно. После этого терпение Гвемара лопнуло, и он начал войну против Волка, хотя тот, между прочим, приходился ему родным дядей. Гвемар уже переманил на свою сторону многих Северных, хоть это и обошлось ему недёшево.
Потом Гвемар задумал гениальный ход. Он решил попросить поддержки сразу у обоих императоров – Восточного и Западного. Конечно, хоть один из них согласится, узнав, что предложение получил и другой.
– Так вот, – подытожил Атенульф, – могущественный князь Салерно Гвемар Четвёртый протягивает Неаполису руку дружбы. Также он предлагает вам войти в союз против бесстыдного капуанского Волка. Гвемар также просит, – продолжил посланник, доставая исписанный мелким почерком свиток и начиная читать, – просит герцога Джованни самолично передать Восточному императору предложение поддержать его в борьбе с Пандульфом Капуанским, также известным как Волк из Абруццо.
Вот оно! – подумал Джованни, стараясь не выдавать своего волнения. – Волк был злейшим врагом моего отца. Теперь он посчитается за всё! Поездка в Византиду, конечно, предприятие хлопотное и опасное. Там всё время кого-то то отравляют, то топят, то к власти приходят какие-то странные люди. Но ради такого дела, несомненно, стоит рискнуть!
Атенульф внимательно наблюдал, как меняется выражение лица герцога и в тщательно выбранный момент негромко добавил:
– И ещё Гвемар Четвёртый просит герцога Неаполиса одолжить ему на некоторое время его повара-русса.
При этих словах Нао чуть было не упал со стула, а герцог, всё ещё обдумывающий предстоящий визит в Восточную империю, кивнул, благополучно пропустив просьбу мимо ушей.
Один из Длиннобородых подошёл к Нао, взял его за локоть и вывел из зала.
– У тебя есть конь?
Нао отрицательно помотал головой.
– Тогда поедешь в повозке со слугами. Завтра на рассвете будь готов.
У Нао отлегло от сердца. Он уже было подумал, что ему сейчас дадут лошадь, а он ведь даже не знал, с какой стороны на неё забираться! Облегчённо вздохнув, Нао торопливо вышел из замка и устремился вверх по Нфрашкате, чтобы собрать свои нехитрые пожитки и в последний раз переночевать в домике Джанни.
Глава 6
От Неаполиса до Салерно вела извилистая каменистая дорога, пробиравшаяся между огнедышащей горой и спокойным морем. Кое-где она взбиралась на горные склоны, местами спускалась к самой воде, а иногда углублялась в туннели, пробитые в скалах. Часа через четыре караван приблизился к развилке. Один из слуг рассказал Нао, что если тут поехать по правой дороге, то можно попасть в древний Суррентум, где правит герцог Ги, дядюшка Гвемара. Но караван выбрал левую дорогу, преодолел невысокий лесистый перевал и вскоре приблизился к Салерно.
Нао поселили в тесный домик и приказали следующим утром приготовить «кальмаров по-русски».
Кого бы расспросить про герцога Салерно, чтобы правильней подобрать гранулы для приправ?
Выбор был небольшой, и Нао отправился к Атенульфу.
– Гвемар Четвёртый – храбрый человек, даже более мужественный, чем его отец Гвемар Третий. Он щедрый и любезный и поистине обладает всеми мыслимыми достоинствами. Только… излишне увлекается женщинами.
– А давно он правит Салерно?
– Когда ему ещё не было десяти лет, отец отправил его в заложники к Западному императору.
– В заложники? Как это? Зачем?
– Так нередко делают. Гвемар Третий обещал императору почтение и повиновение, но тот не был уверен в его искренности и попросил прислать сына.
– Ребёнку ведь плохо без родителей?
– Если ты – старший сын правителя, тебе девять лет, то ты уже почти взрослый. Отправляясь в заложники, ты служишь своему народу.
Такой подход озадачил Нао.
– Отец рискует сыном?
– Как раз наоборот. Сына берут в заложники, потому что правитель никогда не станет рисковать наследником. Пока сын цел и невредим, отец не нарушит клятвы.
– А что было дальше?
– Вернули его довольно быстро. Но едва Гвемару исполнилось четырнадцать, как отец умер, и он стал правителем.
– В четырнадцать лет? Как может мальчик править целой страной?
– Поначалу от его имени правила мать.
– Родная сестра Волка? – Нао уже немного разбирался в местных родственных связях.
– Верно. И поэтому Гвемар поначалу поддерживал своего гнусного дядю. Но потом Волк достал и его. Сейчас правителю двадцать пять, и у него самого уже есть восьмилетний сын. Если мы избавимся от Волка, то Салерно станет самой большой силой! Гвемар недавно заключил союз с Северными. Теперь посмотрим, что ответят императоры…
За обедом на следующий день Нао подавал своё блюдо, ставшее уже легендарным из-за слухов, которые распускали вернувшиеся из Неаполиса.
Наконец-то я узнаю, докуда свисают бороды Длиннобородых! – мечтал Нао, идя по коридору к обеденному залу с большим блюдом фаршированных кальмаров на вытянутых руках.
Он вошёл в зал и огляделся. Невозможно было не понять, кто тут Гвемар Четвёртый: его кресло, напоминавшее трон, стояло на самом почётном месте. А борода его была короткой и аккуратно постриженной по последней моде.
К удивлению Нао, его представили герцогу, причём вовсе не как повара.
– Это Никколо, купец из руссов, о котором я имел честь вам докладывать, – произнёс Атенульф, – я планирую расспросить его о варягах, которые служат Восточной империи. И ещё. Он превосходный кулинар, и я попросил его приготовить кое-что к сегодняшнему столу.
Не нужно говорить, что кальмаров уже опробовали дегустаторы замка Салерно. Они остались довольны и, главное, живы.
– Никколо? – спросил Гвемар. – А как тебя звали на родине?
Вопрос был неожиданным, своё истинное имя Нао называть не хотел. И уже не в первый раз ему помогла природная находчивость. В трудные минуты мозг начинал работать быстро и чётко, и Нао тут же вспомнил старика, который учил его греческому и рассказывал про руссов, осаждавших Фессалоники. Старый грек говорил тогда скрипучим голосом: «… а войско они своё называют ордá, и страшной силы то войско» …
– …арда… – тихо промямлил Нао, вспоминая правильное слово.
– Как-как? – переспросил герцог.
– Ардуйн, – определился Нао.
– Ну и странные у вас, руссов, имена… Я так тебя и буду называть. Всяких Никколо здесь пруд-пруди, а Ардуйн будет один.
Герцог ещё немного поморщил лоб и добавил:
– Будешь советником при замке, пока не придёт ответ из Византиды, а там посмотрим. Атенульф, назначь Ардуйну жалование младшего советника.
Все с удовольствием принялись за «кальмаров по-русски». Как и рассчитывал Нао, инопланетные гранулы способствовали разговорчивости и откровенности.
Рядом с Гвемаром сидел мальчик лет восьми.
– Гизульф, мой сын и наследник, – с гордостью представил его герцог. Нао почтительно склонил голову.
Он опасался, что его начнут расспрашивать про землю руссов и опять придётся выкручиваться. Чтобы избежать этого и, наконец, удовлетворить своё навязчивое любопытство, Нао сам осмелился задать вопрос.
– А почему вас называют Длиннобородыми?
– Это старинная история… – начал герцог и задумался.
– А можно я расскажу? – вдруг перебил мальчик. Гвемар посмотрел на сына и кивнул.
– Наш народ древний и великий, – бойко начал Гизульф, – Длиннобородые живут и на севере Италийского полуострова, и тут, на юге. У нашего народа великие правители, а когда я вырасту, я тоже…
Герцог недовольно хмыкнул, и мальчик осёкся.
– О своих планах не следует хвастать, их нужно осуществлять. Вспомни, о чём тебя спросил чужеземец, и отвечай на вопрос.
Гизульф смущённо продолжил:
– В древности нас называли винилами, и жил наш народ возле большого холодного моря. Однажды прошёл слух, что на юге земли – лучше, леса – гуще, а моря – теплее. И винилы отправились на юг. Как-то они остановились в одной местности, где обитало племя вандалов. В то время винилами правили два брата, Ивар и Агио. Их мать, Гамбара, была очень мудрой женщиной.
Гизульф покосился на отца, и тот одобрительно кивнул.
– Она даже могла разговаривать с Фрейей, женой верховного бога Óдина.
Интересно, какими средствами коммуникации пользовались Гамбара и Фрейя, – подумал Нао, но перебивать не стал.
– От вандалов пришли посланники и заявили, что все окрестные поля, леса, озёра и реки принадлежат им, и что винилы должны немедленно убраться, иначе наутро будет битва. Братья задумались и пошли за советом к матери.
Нао уже нравилась эта история, но он недоумевал, каким образом она даст ответ на мучивший его вопрос.
– Гамбара спросила совета у богини Фрейи, и та пошла к мужу, –продолжал Гизульф. – «Скажи, Óдин, завтра будет битва вандалов с винилами, кому ты отдашь победу?» Óдин нахмурил брови. «Да я отсюда, с небес, и не отличу одних от других. Сделаю так. Утром проснусь, взгляну вниз. Кого первых увижу, те и победят!»
Гизульф взял стоявший перед ним кубок с водой и промочил горло, прежде чем рассказать окончание легенды.
– Фрейя передала это винилам. Братья снова пошли к матери: «Нас слишком мало. Вдруг Óдин не заметит нас?» – «Прикажите всем женщинам завязать свои длинные волосы узлом под подбородком и встать в один ряд с мужчинами», – дала совет Гамбара.
Гизульф замолчал и взглянул на Нао, будто бы пытаясь понять, догадался ли тот, чем завершится легенда. Но Нао ждал окончания.
– Утром Óдин проснулся, посмотрел вниз с небес и удивлённо воскликнул: «Кто это там такие длиннобородые?» – «Вот! – сказала Фрейя. – Ты дал им имя! Теперь ты должен дать им победу!»
Гизульф торжествующе посмотрел на Нао и уже тихо закончил:
– С тех давних пор наш народ зовётся Длиннобородыми!
В Салерно появились Северные люди. Их предводитель Райнульф всё время обсуждал что-то с Гвемаром в тронном зале. Другие воины болтались вокруг замка в ожидании приказа выступить в бой. Все они были мускулистыми, в общей массе коренастыми и приземистыми, но среди них попадались и высокие ребята.
По вечерам они неизменно собирались в харчевне. Северные не пили местное виноградное вино, предпочитая пенный напиток из хмеля и солода, который здесь называли «бирра». Нао быстро понял, что тут можно многое узнать. Как-то вечером он зашёл внутрь и скромно присел с угла большого стола, сколоченного из грубых досок, за которым уже сидел парень лет тридцати. Он уплетал кусок мяса, запивая его биррой из большой кружки и смахивая пену с бороды. Северный оглядел Нао, дружелюбно кивнул ему и, не переставая жевать, протянул руку:
– Онфруа.
– Ардуйн, – ответил Нао.
– Говорят, ты из руссов.
Нао кивнул. Тут к столу подбежал хозяин:
– Что подать?
– Как ему, – Нао показал на блюдо, стоявшее перед Онфруа, и через несколько минут получил свою порцию говядины и кружку бирры. Он осторожно сделал глоток.
– У руссов варят бирру? – спросил Онфруа.
– Да.
– И как у вас её называют?
Нао уже начал привыкать к неожиданным вопросам, в ответ на которые нужно было что-нибудь быстро соврать. Он приоткрыл рот и вытянул губы, как будто сдувает пену, а потом всасывает жидкость, и промычал что-то вроде «пы-ы-во-о».
– Смешно, – хмыкнул Онфруа.
На лавку рядом с ним бухнулись ещё двое Северных.
– Мои братья – Вильгельм и Дрого. Старшие, – представил Онфруа, – а это – Ардуйн, из руссов.
Братья не выглядели старше Онфруа, но Вильгельм отличался статью и физической силой. Он грохнул по столу кулаком, как железной кувалдой, так что хозяин моментально вытянулся в струнку.
– Тащи пожрать и выпивки, – рявкнул Вильгельм. После этого обратил своё внимание на Нао и его голос вдруг стал спокойным.
– Из руссов, говоришь? Райнульф рассказывал, что руссы победили наших в страшной битве лет двадцать назад. Тогда Жильбер погиб, его старший брат. Ты тоже там бился? – Вильгельм отхлебнул из кружки и поднял взгляд на Нао. – Хотя вряд ли, молод ты ещё…
– Я не воин, я купец, – сказал Нао. – Мой корабль затонул у этих берегов со всем товаром, и меня приютил один рыбак. А теперь герцог взял меня в советники. А вас целых трое братьев?
– Трое? – усмехнулся Дрого. – У матери нас было пятеро. А когда мать умерла, отец женился ещё раз. Фрессенда – благородная женщина и добрая жена. Она растила нас как родных и сама родила отцу ещё семерых сыновей.
– Двенадцать братьев?! – воскликнул Нао изумленно. – А сёстры у вас есть?
– Есть и девчонки, – пренебрежительно хмыкнул Онфруа.
– И что, все братья пришли сюда?
– Пока мы трое. Остальные подрастают. Рожеру, самому младшему, скоро пять лет. Но у него такие задатки! С мечом и щитом не расстаётся. Да и сообразительный – жуть! – похвалил Дрого сводного брата.
– Все сюда не придут, – рассудительно добавил Вильгельм, – за поместьем следить нужно. Отец уже немолодой. Серло дома останется, помогать ему.
Братья вдруг погрустнели и замахали хозяину, чтобы принёс ещё выпивки.
– А где ваше поместье? – поинтересовался Нао, чтобы прервать паузу.
– Высокое Село в земле Северных людей, не слышал? – Нао помотал головой. – Отвиль на нашем языке. Братья Отвили – это мы, запомнил? А ты теперь – наш друг, за одним столом ведь пили. И не важно, что ты из руссов.
Часа через три, когда они, покачиваясь, выходили из харчевни, Нао, вцепившись в локоть Онфруа, нашёптывал ему на ухо:
– Ты же мой друг… помоги… мне нужен конь… и научиться верхом… я никогда ещё… и кольчуга… и мечом махать… и из лука… Научишь?
Онфруа не слушал его, но кивал и поддакивал. А трезвый кусочек мозга Нао напоминал, что нужно бы ещё донести новые знания до мнемобанка, не расплескав.
Глава 7
На следующий день Нао отправился разыскивать Онфруа. Это было нетрудно – братьев Отвилей знали все.
– Я обещал тебе коня? – удивлённо спросил Онфруа. – И научить биться на мечах? Ну раз обещал, тогда пошли…
Начались уроки. Нао оплачивал их деньгами, которые получал от герцога за ничегонеделание. Поначалу Онфруа подсмеивался: «братишка Рожер в четыре года делал этот выпад лучше». Но Нао учился быстро. Отличная физическая подготовка, приобретённая ещё на родной планете, врождённая координация и ловкость, привычка к бóльшей силе тяжести помогали быстро осваивать неведомые на родине навыки. Скоро они перешли от тренировочных деревянных мечей к боевым, и всё чаще Онфруа, с удивлением осматривая очередную царапину, спрашивал: «Как ты это сделал?» Нао медленно показывал последовательность движений оружием, и у Онфруа закрадывалась мысль, что повторить это с той скоростью, с которой проделывал «русс», было выше человеческих возможностей. Нао не был настолько физически силён, как Вильгельм, но достать его мечом было почти невозможно.
Иногда Онфруа звал на подмогу Дрого, и они вдвоём нападали на Нао с разных сторон. Но тот успевал уклониться или защититься от каждого удара, так что Дрого как-то шепнул брату: «Не зря Райнульф говорил, что биться с руссом в ближнем бою – гиблое дело».
День шёл за днём, месяц за месяцем. Нао уже отлично сидел на лошади, с грустью вспоминая, как он впервые увидел кавалуччо, когда вместе с Ли, Манфредом и Маринеллой поднимался на вершину острова Капри. С тех пор прошло почти семь лет, всего лишь треть цикла Наолины, но для Нао родина осталась в какой-то другой реальности.
После дневных тренировок Нао заходил в харчевню за новостями. Он узнал, что визит герцога Неаполиса к ромеям окончился ничем. Восточный император, как обычно, не ответил ни да ни нет. «Шалости Волка – это, конечно, безобразие, но воины сейчас нужны для усмирения народа болгар где-то на задворках империи – вот с ними покончим, тогда поглядим…»
Совсем по-другому отнёсся к посланию Гвемара Западный император Конрад. Четырнадцать лет назад, лишь надев корону, он опрометчиво выпустил Волка из тюрьмы и теперь осознавал, что и на нем тоже лежит доля вины в его бесчинствах. Армия императора пересекла северные горы и вскоре была у монастыря на горе Кассино. Конрад потребовал, чтобы Волк вернул монахам земли и имущество, но тот начал юлить и спрятался в одном из своих многочисленных замков, подальше от глаз коронованной особы.
Северные живо обсуждали прибытие императора. Главный их вопрос был очень прост: «Мы сражаемся за него или против?» Ответ не отличался оригинальностью: «За того, кто больше заплатит!»
Однажды Вильгельм Отвиль прямо с порога харчевни громогласно объявил:
– Сегодня много не пить! Завтра с утра Райнульф объявляет сбор.
– Куда идём? С кем бьёмся? Кто платит? Сколько? – посыпались вопросы.
– В Капую. Император просит подсобить.
Все вопросы отпали – император всегда платил щедро.
– Ты с нами? – спросил Онфруа, – к бою ты уже готов. Только не лезь на рожон.
Нао растерялся. Стать из наблюдателя событий их участником? А почему нет?
Задача была простой – разобраться с остатками войска сбежавшего Волка. Для Северных – раз плюнуть. Во время битвы Нао больше смотрел, как орудуют копьями и мечами его новые друзья, чем бился сам. Ему, новичку, это не было зазорно.
Впрочем, всё было не так просто. Перед боем Нао долго думал, сможет ли он убить человека, но так и не пришёл к определённому ответу. И пошёл на хитрость.
Нао не лез в гущу схватки. Когда же на него на всём скаку летел враг, а Онфруа с тревогой оглядывался на «русса», рыцарь, даже не успев поднять меч для удара, оказывался на выжженной летним зноем земле, неподвижно распластавшись рядом с рухнувшей лошадью.
Со стороны было полное впечатление, что враг поражён дротиком, целая связка которых болталась у седла. На деле Нао применял свой инопланетный «дротик» – биопистолет. Электромагнитный выстрел лишал движения и седока, и лошадь. Через час-другой способность двигаться возвращалась, и воины даже пытались вернуться в бой.
Не менее десятка человек могли бы пустить слух, что за Северных сражается маг, который поражает врага, даже не прикасаясь к нему. Могли, но не сделали этого, потому что погибли от более привычного оружия в умелых руках Северных. Особенный ужас наводил Вильгельм, способный одним ударом меча разрубить рыцаря от плеча до пояса вместе с кольчугой. Но и братья почти не уступали ему.
Вечером Нао вместе с Северными возвращался в Салерно, выслушивая похвалы усталых, но всё ещё возбуждённых воинов. Для них война была привычной работой, для него – абсолютно новым впечатлением, которое ещё предстояло пережить. Убийство человека на Наолине было экстраординарным событием, случалось раз за несколько циклов. На Терре убийство было поставлено на поток, как часть повседневной жизни.
Варварская планета или закономерный этап развития цивилизации?
У Нао не было ответа.
Вскоре произошло торжественное событие. Император признал Гвемара Четвёртого князем в Капуе вместо сбежавшего Волка. Теперь его могущество стало неоспоримым – Салерно, Капуя, Амальфи, Гаэта подчинялись Гвемару, а Неаполис выказывал «высочайшее почтение».
Это была вершина его славы. Ещё совсем молодой, Гвемар уже превзошёл своего славного отца и своего гнусного дядю. Он никого не предал и не нажил врагов. Его уважали соседи и поддерживал император. Он был умён, здоров и необыкновенно красив. Все прочили Гвемару великое будущее.
Попутно император вручил Райнульфу из рода Дренго знамя и копьё графства Аверса, на самом высоком уровне подтвердив права Северных на их первое владение на Италийском полуострове.
Волку ничего не оставалось, как укрыться у своих покровителей в Восточной империи, где он, к собственному удивлению, оказался в тюрьме, как никому не нужный, отработанный материал. «Восток – дело тонкое», – с грустью размышлял Пандульф Капуанский, запивая мутной водой кусок чёрствого тюремного хлеба…
Прошла пара месяцев. Однажды утром линию морского горизонта пересекли десятки парусов. «Кто это к нам пожаловал? – шептались жители Салерно. – Друзья или враги?»
Корабли не выражали никаких враждебных намерений. Они причалили, с них сошли люди в тёмных мешковатых одеждах, и их с почтением проводили в замок герцога. Нао поспешил на кухню за новостями и сплетнями. Долго ждать не пришлось. Управляющий торопливо спускался по лестнице, раздавая приказания направо и налево. В кухне он притормозил, сзывая поваров:
– Быстро! Сейчас готовим лёгкий обед, а к вечеру – торжественный ужин. И много жратвы попроще, там толпа голодного народа.
Тут управляющий замер, будто бы что-то вспоминая. Потом хлопнул себя ладонью по лбу.
– Да, вот ещё что! Найдите русса… Ардуйн! А! Да ты уже здесь. Приготовишь к ужину одно блюдо по своему рецепту.
Нао почтительно склонил голову, но всё же осмелился на вопрос:
– А что случилось? Кто это приплыл?
Управляющий запнулся, думая, открывать ли тайну. Да какая тут тайна? К вечеру по любому всё станет известно.
– Войско Восточной империи.
– А зачем?
– Пока не знаю.
Возиться с кальмарами не было времени, и Нао взял за основу один из местных рецептов приготовления рыбы. В соус были добавлены гранулы, улучшающие вкус и усиливающие откровенность.
За ужином Нао занял скромное место в углу залы. Гвемар сидел во главе стола, на этот раз без семьи. По одну сторону находились его советники, по другую пустовали места, приготовленные для гостей.
Наконец они появились. Нао во все глаза уставился на человека исполинского роста и, по-видимому, колоссальной физической силы, который огромными шагами шёл первым. Вся его свита, казавшаяся рядом с ним толпой коротышек, семенила следом, изо всех сил стараясь не отстать.
– Маниак, Маниак, – зашелестело по залу.
– Самый великий полководец Восточной империи, – шепнул Нао сосед, – интересно, что ему здесь нужно?
После взаимных приветствий и первых выпитых бокалов подали «рыбу по-русски». Съев две порции, Маниак не мог больше тянуть. Он вскочил и, размахивая руками, повёл свою речь.
Если коротко, то выходило вот что. Восточный император не желал больше терпеть, что на острове Тринакрия, где испокон веков жили ромеи, теперь заправляют сарацины-мусульмане, нагло притесняя тех, кому остров должен принадлежать по праву. Император поручил Маниаку решить этот вопрос раз и навсегда. По дороге полководец завернул в Салерно, чтобы пополнить свою армию проверенными воинами.
– Каждый, кто желает, чтобы меч принёс ему состояние, – бегите записываться к моему секретарю. Да поторопитесь, места на кораблях и денег в мешках на всех не хватит! Через неделю отплываем!
Маниак плюхнулся на своё место, чуть ли не разнеся кресло в щепки, выпил залпом кружку вина и потребовал третью порцию рыбы.
В обеденном зале присутствовали только знатные Длиннобородые, которым уже не нужно было завоёвывать себе состояние мечом, но всё равно поднялся шум. Обсуждали намерение Восточной империи завладеть Тринакрией. Этот большой и благодатный остров манил многих.
Нао склонился к соседу и тихо спросил:
– Кто такие мусульмане?
– Они не верят в Христа, нашего Спасителя. Мерзкие люди. Поклоняются какому-то Аллаху.
– А сарацины?
– Сарацины – самые свирепые и жестокие из мусульман.
Выходя из зала, Нао оказался рядом с Гвемаром и уловил раздумья герцога: «Пусть Маниак забирает себе Северных и платит им, а то они приезжают и приезжают чуть ли не каждый день. От них больше хлопот, чем пользы. Оставлю здесь отряд ветеранов с Райнульфом во главе, а молодежь пусть ищет счастья подальше отсюда».
На улице Нао встретил Онфруа.
– Наконец-то! Будет настоящая война! Плыву вместе с братьями. Говорят, Тринакрия – богатый остров. Перебьём сарацин и добудем себе землю.
Нао собирался сказать: «Хочешь рассмешить Бога…», но не успел, потому что Онфруа спросил:
– Ты с нами?
Эта мысль поразила Нао.
– Я?!
– Конечно! Ты уже прошёл боевое крещение у Капуи и готов к новым подвигам!
– Не знаю…
– Чего тут думать? Есть неделя, чтобы экипироваться.
В полной растерянности Нао побрёл домой. Самодисциплина взяла своё, и первым делом он достал мнемобанк. Вспоминая гиганта-полководца, Нао задумался о его неимоверном росте. Переводя наолинские альты в местные футы, он ещё не подозревал, что через пару десятков лет, уступая просьбе одного довольно учёного прислужника императора, он озвучит ему записанные мысли. Этот учёный монах по имени Михаил Пселл беспардонно выдаст сочинение за своё, и оно начнёт путешествие из книги в книгу, из века в век; слова переведут на разные языки, а футы – в другие единицы измерения.
Переводчики не удосужились уточнить, в каких футах Нао оценил рост Маниака, ведь в разные эпохи в разных областях Империи использовали не менее шести вариантов фута разной длины. Через несколько веков этот текст добрался и до языка тех самых руссов, к которым так удачно примазался Нао. И вот что получилось.
Я сам видел этого человека и дивился ему; от природы он соединял в себе все качества, необходимые военному командиру. Его рост достигал чуть ли не трёх метров, и, чтобы смотреть на него, людям приходилось закидывать головы, словно они глядели на вершину холма или высокую гору; его манеры не были мягкими или приятными, но напоминали о буре; его голос звучал как гром; а его руки, казалось, подходили для того, чтобы рушить стены или разбивать бронзовые двери. Он мог прыгать как лев, и его хмурый взгляд был ужасен. И всё остальное в нём было чрезмерным.
Покончив с записью, Нао задумался. Как когда-то его учили в наолинской школе, он отделил основной вопрос от второстепенных: «Поможет ли участие в военном походе сбору информации о Терре?»
Ответ: Несомненно. И теперь мне хватает знаний и умений для экспедиции на Тринакрию.
На этом можно было бы поставить точку, но Нао захотел задать себе пару дополнительных вопросов.
«Готов ли ты умереть в бою?»
Нао усмехнулся. На Терре он мог умереть уже не один раз. Когда погибла Ли, Нао сам хотел свести счёты с жизнью. Что тогда остановило его? Яркий луч солнца над Горой и глоток свежего морского воздуха?
Человек любой планеты смертен, притом внезапно. Этот факт Нао никогда особо не тревожил. Вот ты встал утром, полный сил и планов, а вечером друзья печально стоят над твоим телом. А рядом с ними те, кому при жизни ты был безразличен, а теперь они лицемерно изображают грусть.
Ответ: Готов и осознаю риск.
Но оставался третий вопрос: «Готов ли ты убивать людей?»
В настоящей войне биопистолетом не обойтись. Если пойдёт слух, что поверженные сарацины потом вдруг оживают, начнутся вопросы и подозрения, и со временем тебя признают либо колдуном, либо никчёмным воином.
Нао проворочался всю ночь, обдумывая этот вопрос.
Ответ: На данный момент отсутствует.
Забрезжил рассвет. Нао вскочил, оседлал коня и устремился в сторону Неаполиса. До отплытия на Тринакрию у него оставались неотложные дела.
Глава 8
Нао скакал галопом по дороге, слева от которой плескалось спокойное море, всё покрытое бликами утреннего солнца, а справа возвышалась грозная Гора. Мысли не отпускали Нао. Он представлял себя в полном вооружении, с мечом, копьём или арбалетом, а в каждом встреченном мужчине пытался увидеть сарацина, которого необходимо уничтожить.
Ничего не получалось. Стоило приблизиться, и мирно бредущий по своим делам крестьянин, отошедший на обочину, чтобы пропустить всадника, уже не вызывал никаких враждебных эмоций, и убивать его, даже мысленно, совсем не хотелось.
Нао миновал один за другим несколько прибрежных поселений – Греческую Башню, город Геракла, Портичи – и уже приближался к Неаполису. К счастью, на страже ворот города был Марко, двоюродный дядя Рациеллы. Нао ловко соскочил с коня.
– Чао, Марко. Оставлю лошадь до завтра, накорми её, – он протянул стражнику несколько монет.
Марко кивнул, беря коня под уздцы. Он не мог скрыть удивления, видя, в какого лихого всадника превратился за короткое время бывший рыбак. Но Нао был уже далеко. Добежав до пустынного берега, он поднял субмарину со дна и направил её в сторону острова Капри.
Подойдя к домику рыбака, Нао ощутил тревогу. Рациелла выбежала навстречу и ухватила его за руку, но её улыбка была грустной. Девушка осунулась и похудела, отчего стала казаться выше ростом.
Она так похожа на Ли, только волосы тёмные и разрез глаз другой.
– Что случилось? Где Пеппе?
– Отца больше нет.
– Как??
– Месяц назад он не вернулся из моря. Ночью был шторм. Мы прождали всё утро и целый день. А потом на берег выбросило щепки от нашей лодки.
– Кто это «мы»? Ты и бабушка?
– Бабушка уже не встаёт и почти ничего не понимает.
Вопрос остался без ответа. Но тут из дома вышел молодой хорошо одетый парень и встал рядом с Рациеллой.
– Кто это? – спросил Нао.
Девушка оглянулась.
– Это Джиджи, мой жених.
– Нет, это ты лучше скажи, кто это?! – на повышенных тонах заговорил Джиджи, указывая пальцем на Нао.
Рациелла ласково, но властно взяла его вытянутую руку и опустила её вниз.
– Это мой маг, – твёрдо произнесла она, и из её тона было ясно, что эту тему она продолжать не намерена.
– Не волнуйся, я скоро уеду, – дружелюбно сказал Нао парню, – уеду далеко и надолго. Может быть, навсегда.
– Мы уже готовились к свадьбе, но отец пропал, – сказала Рациелла. – Свадьбу пришлось отложить.
Нао задумался, потом покопался в своей сумке, выудил мнемовизор и протянул его Рациелле.
– Мой подарок на свадьбу.
Девушка взяла серебристый обруч и стала его рассматривать.
– Такой красивый! – в её глазах впервые после трагедии сверкнули искорки радости.
Она осторожно надела обруч на голову и взглянула на своё отражение в бочке с водой.
– Ты чувствуешь что-нибудь особенное? – спросил Нао.
Она отрицательно покрутила головой.
Нао взял обруч, надел на свою голову и отдал мысленную команду включения, а потом снова надел обруч на голову девушки.
– Сядь, закрой глаза и слушай… что сейчас?
– Я чувствую, что он очень красивый, что вы оба мною любуетесь и что я буду в нём на свадьбе.
Нао снова надел обруч на себя, изменил уровень мыслегенерации на детский и включил режим случайного чередования мнемопрограмм. После этого он вернул мнемовизор Рациелле.
– А зачем ты приехал? – спросила она.
– Попрощаться. Я уезжаю на войну, а с неё ведь не все возвращаются. Я знаю, что у тебя всё будет хорошо.
– Джиджи замечательный друг и любит меня.
– А ты его?
– Разве это важно?
Нао не ответил.
Перед сном Рациелла никак не могла оторваться от обруча, рассматривала его и примеряла на разные прически, представляя, как будет выглядеть на своей свадьбе. В конце концов она так и уснула, не сняв обруч с головы.
Утром все трое собрались за завтраком. У Рациеллы блестели глаза.
– Послушайте! Хотите, я расскажу вам сказку, какую не знают даже маги? Я увидела её сегодня во сне. Я была в волшебном мире. Там солнце – голубоватое, а вечером на небо выходят три луны – одна за другой, и у каждой – свой оттенок. Странное животное, вроде собаки с шестью лапами, всё время гонялось за каким-то зверьком, похожим на шарик с уймой ножек. Ножки эти торчали во все стороны, и зверёк то ли бегал на них, то ли перекатывался…
И Рациелла рассказала сказку, которую знает любой наолинский ребёнок. Слушая её, Нао тихо улыбался.
Люди и на Терре могут слышать мысли! Это чувство слабо развито и не пробивается через панцирь повседневных раздумий. Ночью же, в полусне, когда логическое мышление отключено, на иррациональном уровне мозг начинает принимать и расшифровывать поток мыслей.
Нао бросил на Рациеллу долгий прощальный взгляд, пытаясь лучше запечатлеть в памяти образ цветущей юности.
Если я её когда-нибудь снова увижу, она будет выглядеть старше меня.
Он решительно встал из-за стола. Глаза Рациеллы покраснели, и она быстрыми шагами ушла в дом. Нао тоже встал, подошёл к жениху, взял его за локоть и отвёл в сторону.
– Послушай, Джиджи…
– Для кого, может, и Джиджи, – он бросил взгляд в сторону дома, – а для тебя – Луиджи.
– Послушай, Луиджи, – продолжил Нао миролюбиво, – теперь на тебя полностью ложится ответственность за эту девушку. У неё никого нет, кроме тебя. Она должна прожить свою жизнь счастливо. Так хочет маг, а с магом спорить бесполезно.
– Почему ты говоришь мне об этом?
– Я желаю ей добра.
Луиджи поднял на Нао негодующий взгляд. На местном языке этот речевой оборот часто использовался в смысле «я её люблю».
– Нет-нет. Ты неправильно понял. Я просто желаю ей добра. Но очень сильно желаю. И я уезжаю. Возможно, навсегда.
Нао посмотрел в глаза Луиджи.
– И ещё. Возьми вот это, – он протянул парню маленькую коробочку. Тот взял кубик, сделанный из неведомого легкого и гладкого материала, и догадался нажать на выпуклость. Крышка отъехала в сторону, внутри лежали маленькие зеленоватые шарики.
– Что это?
– Рациелла добрая, она полюбит тебя, но иногда вы будете ссориться. Такое бывает со всеми. Если это произойдёт, брось один шарик в приготовленный обед, и всё снова станет хорошо. Здесь тридцать шесть гранул. Вы можете ссориться не больше одного раза в год… Спрячь и не показывай ей, вообще никому не показывай.
Рациелла вышла из дома. Слёзы уже высохли, в уголках глаз появилась лукавая улыбка. В руке она держала белый лист, на котором была яркая картинка, сделанная детской рукой. Девушка протянула рисунок Нао. На нём был изображён берег моря, у которого стояли мужчина, темноволосая девочка в коротком платье и высокая молодая женщина с необычным разрезом глаз. Сзади угадывался контур субмарины.
В тот день она всё-таки стащила карандаши и пластиковый скетчбук.
Нао бережно взял рисунок и, не желая более затягивать прощание, пошёл к морю. Рациелла, с трудом сдерживая слёзы, увела Луиджи в дом – ему ни к чему было видеть, на чем уплывёт с острова её маг.
Субмарина скользила в сторону Неаполиса, а Нао думал, не взять ли лодку с собой на Тринакрию. Радиомаяк позволит ей автономно следовать за кораблями.
Нет, пусть остаётся на материке. На войне субмарину можно потерять, а без неё я потеряю и космолёт.
В Городе Нао отправился к лучшим оружейникам. Ему нужна была кольчуга, алебарда со стрелами-болтами и ещё кое-что по мелочи. В Салерно оружие резко подорожало, как только стало известно о снаряжении армии. В Неаполисе цены были ниже, но всё равно Нао оставил там почти все деньги.
Забрав лошадь у городских ворот, он, теперь уже не торопясь, поскакал обратно в Салерно. Его мысли рассеялись, но в нём боролись два типа сознания.
Рациональное наолинское рассуждало здраво. Мусульмане заполонили Тринакрию, с тех пор прошёл не один век. Но не все мусульмане – злобные сарацины. Многие просто пасут скот, выращивают хлеб, воспитывают детей. Маниак ведёт войско, чтобы отвоевать эту землю для себя. Так чем же он лучше сарацин? И зачем Нао собрался ему помогать?
Но одновременно проявлялось другое мышление – иррациональное, не подчиняющееся логике, пугающее. Перед глазами вставал образ Рациеллы, который уже сливался с образом Ли. Тонкий стан, бездонные глаза, чуть грустная улыбка. Рядом воображение рисовало сарацин в платках и с ножами, хищно и похабно глядевших на неё. От одной этой мысли пальцы Нао сжимали рукоятку меча, и возникало безотчётное желание убить любого, кто только приблизится к прекрасной Ли-Рациелле.
Нао покрутил головой, чтобы стряхнуть это наваждение.
Откуда оно? Результат лишь нескольких лет, проведённых на Терре? Здесь невозможно прожить, если ты не готов умереть и если ты не способен убить.
Решение было принято, и Нао отправился к братьям Отвилям, чтобы сообщить его. Он застал всех троих за сборами. Новость они восприняли как само собой разумеющееся.
Онфруа подошёл к Нао и положил ему руку на плечо.
– Послушай. Тебе не стоит никому говорить, что ты русс.
– Почему?
– В войске есть ветераны, которые помнят ту битву у реки Офранте. Они потеряли там братьев и друзей, отцов и дядей.
– Но меня же там не было!
– Не надо будить лихо. На войне – это не в пивнушке, там все на взводе, любой повод – и мечи зазвенят.
Нао кивнул.
– А кем же мне назваться?
Дрого почесал затылок.
– Зовут тебя Ардуйн, это все знают. А будешь ты… Длиннобородым с севера, ну, скажем, из Милана, древнего «города среди равнин». Из тех мест здесь и нет никого.
Вильгельм кивнул с согласием.
Вечером Нао провёл ещё одну разведывательную операцию. Побродив немного вокруг походного лагеря греков, он выбрал мужчину, показавшегося более-менее приветливым, и как бы невзначай подошёл к нему:
– У нас принято угощать гостей. Хочешь выпить?
Грек поднял на него удивлённый взгляд, но не отказался. Нао проводил его в харчевню, усадил за стол и попросил хозяина принести бирру. Грек, однако, предпочёл вино. Кружка за кружкой, история за историей, но ромей оказался крепким орешком. Нао удалось только узнать, что зовут его Аристопулос и что у Маниака он законник. На все вопросы Аристопулос отвечал уклончиво, посматривая из-под бровей хитрым взглядом. Только когда Нао перешёл на греческий язык, соврал, что бывал в Восточной империи, в Фессалониках, «вспомнил» про нашествие руссов, ввернул, что они называли этот город Солунь, взгляд грека потеплел.
Он даже было начал рассказывать, что в Византиде не всё спокойно, то и дело случаются интриги в борьбе за власть, которые заканчиваются убийствами или казнями, но быстро осёкся.
В общем, ничего нового Нао толком не узнал, но в свите Маниака у него появился приятель.
Глава 9
Блестит над морем луна летящая
Льёт свет на чудище аквамарина.
Здесь перекрестие глубин и неба
Взлетает ввысь, чтоб утонуть в пучине.
Моя мадонна! Но это что?
В Кастелламаре больше рыбы нет!
Корабли плыли вдоль побережья. Далеко впереди в дымке маячил мыс, который от Тринакрии был отделён проливом всего в пару тысяч альтов шириной. Северные плыли на кораблях империи – своего военного флота у них не было. В отличие от своих предков, викингов, они не любили и плохо умели ходить по морям.
Нао вяло шевелил длиннющим веслом, которое едва доставало до воды. Вдоль обоих бортов верхней палубы дромона сидели Северные и Длиннобородые, которые дружно делали вид, что гребут. Воинов заставляли работать вёслами только при длинных переходах, и они презрительно относились к этой обузе. Ведь в тесноте нижнего яруса, у самого дна корабля, сидели специально нанятые гребцы, не отпускавшие вёсла даже во время боя. Если бы корабль начал тонуть, спасти их могло бы разве что чудо.
Весло верхнего яруса было настолько тяжёлым, что управляться с ним должны были сразу двое. Рядом с Нао сидел черноволосый смуглый парень и грустно глядел на волны.
– Я Никколо из Салерно, – попытался завязать разговор Нао.
– Я Эррико из Неаполиса.
– А что ты такой невесёлый?
– Тоскую по своему дому.
– Зачем же ты тогда на войну подался?
– Жить не на что стало, хочу денег заработать, жениться и семье помочь. У меня брат и три сестры, я самый старший.
Когда попутный ветер надул паруса, воины вытащили вёсла из воды и сложили их вдоль палубы. Эррико порылся в своём мешке и вытащил что-то вроде небольшого ведра, затянутого тонкой кожей.
– Что это? – спросил Нао.
– Путипу, – буркнул Эррико.
Это слово не добавило ясности. Парень выудил из котомки полый стержень, вырезанный из жесткого сухого стебля какого-то растения, и проткнул его сквозь кожаную мембрану до самого дна барабана. Потом Эррико смочил руку в морских брызгах и стал водить ею по стержню вверх и вниз. Раздались необычные монотонные звуки. Под эту «музыку» он тихо и грустно запел.
– Что это ты воешь? – строго окрикнули его сзади. Подошёл командир. – Тут тебе война, а не прогулка с девочками. Ты – солдат!
Эррико поднял на него глаза и ответил:
– Синьор тененте, можете вышвырнуть меня за борт, но я всё время думаю о своей родине. Она так далека. Я из Неаполиса и, если не буду петь, то я умру6.
Нао ожидал, что строптивый Эррико получит хорошую выволочку, но командир отошёл, не добавив ни слова.
На носу корабля стояли десятки бочонков, рядом с ними лежал большой раструб из желтоватого металла. Тут же сидел человек в длинном балахоне и смешном колпаке. Похожий на колдуна, он махал палкой на каждого, кто только пытался приблизиться к бочонкам.
– Что там, вино или бирра? – спросил Нао.
– Что ты! Жратва и выпивка внизу, – ответил Дрого, – там огонь.
– Огонь заперли в бочонок?
– Не заперли, а налили. Греческий огонь – это горючая жидкость, её тайну знают только ромеи. А рядом сидит маг, который умеет его воспламенять. Он подливает в бочонок секретную добавку и поджигает. Греческий огонь невозможно потушить, запылает даже вода, а вражеский корабль сгорает за считанные минуты. Пока секрет греческого огня не раскрыт, на море ромеи непобедимы.
– А как же поджечь вражеский корабль?
– Издалека – никак. Но стоит ему приблизиться, огонь выплёвывают вон из того бронзового сифона с помощью воздуха, который нагнетают мехами. А ещё можно поднять бочку с горящим огнём на мачту. Гребцы по команде ударят вёслами с другого борта, корабль наклонится, и бочонок нависнет над врагами. Тогда властитель огня дёрнет за канат, и пламя выльется на врага.
– Мне отец рассказывал, – вмешался какой-то ветеран, – что ромеи греческим огнём уничтожили флот руссов, когда он только приблизился к Византиде.
– Ух ты, смотрите!
Справа на всех парусах летел большой дромон, богато и устрашающе разукрашенный. Двадцать пять пар вёсел, торчавших из бортовых отверстий нижнего яруса, ритмично загребали воду. Столько же вёсел опускались с верхней палубы. Щиты, закреплённые вдоль кромки борта, защищали гребцов от вражеских стрел. На верхушке мачты болталась большая кошёлка из кожаных ремней, предназначенная для подъёма греческого огня.
На палубе флагмана маячила дюжина воинов. Среди них выделялась колоссальная фигура Маниака, которого ни с кем нельзя было спутать. Гигант стоял на носу, устремив из-под ладони взгляд в морскую даль, будто ожидая кого-то. Через несколько часов стало ясно, кого он высматривал. С востока показался караван кораблей, совсем не похожих на дромоны империи.
– Драккары, драконьи корабли, викинги… – зашелестело вокруг.
Узкие и длинные, драккары изящно разрезали морскую гладь. При низкой посадке их нос и корма высоко вздымались над водой. Резная фигура дракона гордо венчала нос каждого судна. Корабли викингов были быстроходны, хотя двигались только за счёт усилий гребцов. На них не было ни парусов, ни мачт. Но стоило флоту выплыть из-за мыса в открытое море, начались чудеса. На драккарах один за другим стали появляться шесты, на которых викинги быстро поднимали прямоугольные паруса с изображениями драконов.
Самый большой драккар имел альтов пятнадцать в длину. Когда флагманский корабль приблизился, на нём во весь рост поднялся мужчина богатырского сложения и поднял руку, приветствуя Маниака. Греческий полководец сделал ответный жест.
– Кто это? – спросил Нао.
– Это войско викингов с самим Харальдом Суровым во главе, – подал голос всё тот же ветеран. – Он раньше служил князю руссов, а потом его отправили в Византиду во главе Варяжской стражи. Великий воин!
Объединённая армада высадилась на берегу Тринакрии неподалёку от города Мессина. Армия Маниака была разношёрстной – ромеи, Длиннобородые, Северные и викинги в ней не перемешивались, и каждый отряд имел собственный интерес. Предчувствие подсказывало Нао, что добром такой союз не кончится.
Викинги деловито вытащили свои судёнышки на берег, быстро превратив их в домики. Остальные воины устанавливали походные палатки.
«Два дня на подготовку, и начинаем осаду Мессины», – разнесли глашатаи приказ Маниака.
Вечером накануне штурма Нао бродил по лагерю, думая о предстоящей битве. Вдруг он услышал негромкую музыку, которая звучала в одной из палаток. Нао не удержался и протиснулся внутрь. Он сразу узнал Эррико с его путипу. Вокруг него сгрудился десяток воинов, судя по всему, все из Неаполиса. Рядом с Эррико сидел его командир.
– Неаполис так красив! – сказал «синьор тененте». – Я ведь тоже оттуда, с Маржеллины! Спой нам вполголоса ещё одну песню.
Эррико смахнул слезу и снова запел, закончив словами:
Она, наша родина, далека.
И тот, кто неаполитанец,
или поёт, или мечтает, или умирает!
Нао вышел из палатки так же незаметно, как вошёл.
Мессина сдалась быстро. В бою Нао старался видеть в сарацинах не людей, а только врагов. Однако большинство жителей города были не мусульманами, а греками, хотя и давно живущими под гнётом сарацин. И тут скрывалась проблема. После боя Маниак запретил грабить своих сородичей. Северным это сильно не понравилось.
– Город взят, разграбить его – наше законное право! – возмущались они. – Деньги, драгоценности, женщины достаются победителю! Так было всегда!
Но Маниак был непреклонен:
– Греческая армия не будет причинять страдания грекам! Мы пришли, чтобы освободить их, а не грабить или убивать!
Перепуганных жителей такой подход очень обрадовал.
От Мессины армия двинулась на запад вдоль северного побережья острова. Крепость Раметта блокировала перевал, за которым начиналась дорога на Палермо, столицу острова. Сарацины сопротивлялись недолго. Братья Отвили первыми лезли по штурмовой лестнице, Нао почти не отставал от них. Высокий, легкий, быстрый и координированный, он особенно был хорош при штурме крепостных стен.
После взятия Раметты мнения разделились. Северные стремились вперёд к богатому мусульманскому Палермо, но Маниак решил, что время ещё не пришло. Оставив в Раметте небольшой гарнизон, армия развернулась и двинулась вдоль восточного побережья на юг. Где-то впереди виднелась горная громада, над которой угрожающе клубился серый дым.
Неделя шла за неделей, месяц за месяцем. Войско занимало один город за другим, в них жили в основном греки. Маниак всё так же запрещал их грабить. Ропот среди Северных и викингов нарастал.
«Зачем мы здесь? Ради его копеечного жалованья? Где земли? Где настоящее богатство? Где женщины? Мы тут уже почти два года!»
Нао совсем не волновала добыча, у него были другие интересы. Однажды он разыскал Аристопулоса.
– Послушай, грек. Я раз за разом встречаю одно и то же изображение – вроде как женское личико посередине, а по краям – три согнутые ноги. Что это?
– Ты любопытен, Длиннобородый. Северные вон всё в поисках добычи рыщут.
– Так расскажешь?
– Изволь. Эта картинка – символ острова, она так и называется – «тринакрия», или треугольник. Колени трёх согнутых ног – это три мыса острова. Хотя мудрые люди говорят, что этот рисунок представляет вечный бег времени, а три ноги – это три точки на его пути – рассвет, полдень и закат.
– Интересно. А женское лицо?
– Хм, если встретишь такую рожицу, то лучше не смотри на неё, – ухмыльнулся грек.
– Почему это?
– У неё на голове не волосы, а шевелящиеся змеи, а тот, кто её увидит, превратится в камень. Звали её Медуза Горгона, она жила здесь, на Тринакрии. Но один герой смог отрубить ей голову.
– Как? Он напал на неё с закрытыми глазами?
– Ты сам-то пробовал размахивать мечом вслепую? Нет, у него был отполированный, как зеркало, щит, и он смотрел на её отражение.
– И это всё правда? – недоверчиво переспросил Нао.
– А шут его знает! Но вот же Горгона, на каждой тринакрии нарисована. Может, и правда. Что враньё‑то рисовать?
Глава 10
Большой город на берегу моря назывался Сиракуза. Армия привычно обложила его с трёх сторон, корабли контролировали с моря. Ромеи перекрыли городские ворота, сколачивали деревянные штурмовые башни, тащили крюки для подъёма греческого огня. Северные мало участвовали в этих приготовлениях. Их стихией был открытый бой в чистом поле, и в этом им не было равных. А при штурме города они обычно просто вышибали ворота тараном.
Как-то в походную палатку Отвилей вбежал молодой воин:
– Там несколько человек в тюрбанах выскользнули из города. Даже не знаю, как им это удалось.
– Братья, за мной! Быстро! – крикнул Вильгельм. – Возьмите ещё человек пять.
В стремительном кавалерийском налёте он безошибочно вычислил главного мусульманина по пышной одежде, копьём сбросил его с лошади и одним ударом остро заточенного боевого топора разрубил тело от плеча до пояса.
Вечером Северные пили бирру и вспоминали дневную вылазку.
– Вильгельм, а правда, что ты прикончил эмира города? – спросил один из ветеранов. Рыцарь довольно ухмыльнулся в бороду.
– Вильгельм, у тебя рука как будто из железа! – воскликнул Дрого.
– «Железная рука», – проговорил Нао, запоминая фразу для занесения в мнемобанк.
– Вильгельм Железная Рука, – заорали Северные. Это имя так им понравилось, что старшего из братьев Отвилей отныне называли только так.
Осада Сиракузы продолжалась. Как-то Нао отправился в лагерь ромеев и отыскал Аристопулоса.
– Расскажи мне про этот город.
– Это старинная греческая столица острова. Ужасно, что она сейчас под властью мусульман. Но мы с этим покончим!
– А что здесь было раньше?
Грек задумался.
– Ну что было, что было? Люди жили хорошие. Греки. А вот, вспомнил! Был тут когда-то один умник, всё шары и цилиндры рисовал. А потом всякие машины строил.
– Машины? А какие?
– А шут его знает. Разные. Говорят, машину придумал камни швырять, когда на город враги нападут. И другую машину – с крюком, которая поднимала вражеские лодки и бросала их обратно в воду. А однажды понаделал зеркал и как-то их приспособил, что мог издалека корабли поджигать отражением солнечного света.
А другой раз, говорят, задачу решал прямо в бане. Хитрую какую-то задачку про золото в короне правителя. Долго думал. Воду зачем-то переливал из пустого в порожнее. А когда до решения додумался, так обрадовался, что выскочил из ванны и прямо нагишом побежал по городу с криком «Эврика, эврика!»
– «Эврика»? Что это значит?
– «Нашёл» по-нашему. Длинную жизнь прожил, но убили его.
– Как убили? За что?
– Солдат помешал ему, когда он чертежи на песке палочкой вырисовывал. Учёный отругал его, а солдат обиделся, да и саданул мечом. Так и похоронили его в Сиракузе. На могиле, по завещанию, шар с цилиндром внутри нарисовали. Видать, очень дóрог ему был тот шар. Дороже семьи и друзей…
Аристопулос вздохнул, явно не одобряя такой жизненный выбор. Вдруг в комнату вбежал молодой грек и, не обращая на Нао никакого внимания, бросился к Аристопулосу.
– Дозор вернулся. Абдулла армию в горах собрал. Наверное, хочет на нас напасть с тыла.
Аристопулос мгновенно стряхнул с себя вечернюю расслабленность.
– Так. Ардуйн, быстро к Северным, пусть будут готовы в любой момент выступить. Вильгельма сразу сюда посылай. Теперь ты, – повернулся он к молодому греку, – мчись на берег к викингам, приведи Харальда. А я – к Маниаку.
На следующее утро, когда армия Абдуллы только спустилась в предгорья, на неё набросились со всех сторон. Схватка закончилась очень быстро. Слава Маниака, так умело разгадавшего план сарацин, ещё возросла. Защитникам Сиракузы больше не на кого было рассчитывать – эмир убит, армия Абдуллы уничтожена. И жители сами открыли ворота перед осаждавшими.
Арабы прятались кто где мог, но это не спасало их от грабежей и убийств. Однако бóльшая часть горожан была греками, и Маниак по-прежнему жестоко пресекал любую попытку их притеснения. Этим он в очередной раз взбесил Северных, которым было безразлично, кого грабить. Город завоёван, значит, всё твоё: деньги и драгоценности, барахло и женщины. Ради этого и вели такую долгую осаду!
Маниак вальяжно расхаживал по улочкам Сиракузы, упиваясь мыслью, что это он освободил древнюю столицу своего народа. Свита, как обычно, бежала за ним вприпрыжку, но всё равно еле успевала. Вдруг полководец резко остановился у одной церквушки, зашёл внутрь и приблизился к мрачному, но богато украшенному склепу.
– Кто здесь похоронен?
– О, тут покоится наша реликвия – мощи святой Лючии Сиракузской!
– Им тут не место, – спокойно сказал Маниак, будто бы констатируя само собой разумеющееся, – святая должна быть в столице империи.
К ужасу церковников, полководец собственными руками проделал дыру в стенке склепа и вытащил скелет. Никто не осмелился ему перечить, но жители падали на колени и воздавали молитвы, сопровождая их плачем и стонами. Потеря святыни для них была тяжелее, чем гибель сестры или брата.
Эти стоны достигли лагеря Северных, когда те, трезвые и злые, с криками обсуждали ситуацию.
– Маниак не отдаёт нам нашу долю! Вся восточная часть острова освобождена нами, а эти греки приходят и забирают добычу, пока мы преследуем остатки мусульман!.. Э-э-э… а кто это там так воет?
Ввели несколько печальных греков и приказали им говорить.
– Маниак похитил мощи святой Лючии, нашу главную реликвию.
– Расскажите мне о ней, – попросил Нао. Он вспомнил рыбачий посёлок у Неаполиса, который тоже называли именем Санта Лючия.
– Как, ты не знаешь? – изумились греки. – «Люче» означает «свет». У этой девушки были глаза волшебной красоты. Они испускали такие лучи света, что приключилась беда.
– Какая? – Нао словно вновь увидел проникновенный взгляд Ли, а потом – её безжизненное тело у посёлка Санта Лючия, и прежняя боль вновь сжала его сердце.
– В Лючию влюбился один знатный юноша из богатой семьи, он преследовал её повсюду, её глаза мерещились ему днём и ночью, он просто сходил с ума. Но она ответила ему отказом, она не любила его…
– И?
– И он приказал вырвать ей глаза, чтобы они больше не докучали ему. Но этого ему было мало. Потом ей отрубили голову. Теперь она лечит от слепоты и болезней глаз.
Грусть Нао мгновенно сменилась омерзением, но он уже ничему не удивлялся. Святой Эльм, который покровительствует морякам, потому что его кишки намотали на корабельный вал. Святая Лючия помогает слепым, потому что ей вырвали глаза. Святые помогают людям через много веков после своей смерти. Какая-то логика во всём этом, возможно, и была. Но для Нао она оставалась непостижимой.
– Когда Маниак проделал дыру в склепе и вытащил её, – вмешался другой грек, – тело было такое же цельное и благоуханное, как в тот день, когда его там упокоили.
– Ты сам это видел? – скептически поинтересовался Нао.
– Мне брат рассказывал.
– А ему кто?
– Настоятель церкви.
Нао кивнул. Он уже начинал понимать, что такое религия на Терре и что такое вера.
Разговор шёл по-гречески. Большинство Северных не понимали, о чём речь, и с нетерпением ждали, когда Ардуйн отошлёт греков прочь.
– Помоги нам, добрый человек, – взмолились греки, – у нас было только две святые защитницы – Агата и Лючия. А теперь осталась одна.
– А вы выдумайте ещё одну, в чём проблема? – хохотнул Онфруа, немного понимавший их язык. Но для греков это был не тот вопрос, о котором можно было шутить.
– Верни нам мощи Лючии, ну или хотя бы их часть.
– Я подумаю, – уклончиво ответил Нао и приказал грекам удалиться.
Но двое задержались. Один из них протянул Нао что-то плоское, завёрнутое в грубый холст.
– Возьми это, добрый человек. Пусть она тебе когда-нибудь поможет.
Нао отогнул холст и увидел край картины на дереве.
– Что это?
– Старинное изображение девы Марии, привезённое из глубин империи. Эта икона называется «Святейшая Мария Ромейская».
– Почему ты даришь мне её?
– Я не дарю, а меняю на мощи Санта Лючии. Помоги нам их вернуть.
Второй грек протянул Нао небольшую глиняную фигурку, похожую на дерево с волнистой кроной.
– Возьми, добрый человек. Это поможет тебе, а ты поможешь нам.
– Что это за дерево? – недоуменно спросил Нао, совершая обычную ошибку.
– Это не дерево, добрый человек. Это шишка сосны пинии. Она приносит счастье и благополучие всем, кто живёт или побывал на Тринакрии. Такая шишка венчала жезл Диониса, нашего бога виноделия, вдохновения и производительных сил природы. Поэтому, когда ты захочешь иметь детей, она тебе поможет.
Нао проглотил комок в горле, но глиняную поделку взял молча, не благодаря грека.
Удивительно, но век спустя у Тринакрии действительно появилась ещё одна покровительница – Святая Розалия. Эта девушка пренебрегла возможностью жить в роскоши при дворе короля Рожера, который, между прочим, приходился Вильгельму, Дрого и Онфруа племянником. Вместо этого она провела вторую половину своей не очень длинной жизни в пещере среди лесной природы и диких зверей, предаваясь посту и молитвам.
А ещё веком позже из одного удивительного города, построенного среди моря, в Сиракузу торжественно вернули кисти рук, отсечённые от скелета Лючии. Был ли к этому причастен Нао? Да всё возможно…
Наконец греки убрались, и Северные возобновили свой спор. Похищение благоуханных костей их мало волновало, но вся эта история подогрела раздражение.
– Нужно напасть на ромеев, перебить их и отобрать нашу добычу! – предложил Вильгельм.
С точки зрения Нао эта идея не лезла ни в какие ворота. Всё-таки они прибыли делать с греками общее дело. Если среди исполнителей возникли разногласия, сначала нужно попробовать договориться. Так его когда-то учили в наолинской школе.
– Нужно поговорить с Маниаком, – предложил он.
– Да чего с ним разговаривать? Напасть и дело с концом.
– Но он великий полководец. Разгадает нас заранее, вот и перебьём мы с ромеями друг друга на радость сарацинам.
– Да греки и оружие толком в руках держать не умеют!
– Но их намного больше. Мы победим, но много наших погибнет…
– Сначала нужно поговорить, – твёрдо сказал Нао.
– Вот иди и поговори. Ты же знаешь греческий.
«…на то и напоролся» – мелькнуло в мыслях Нао окончание одной наолинской присказки.
– Хорошо. Утром пойду. Сейчас поздно.
На том и порешили.
Визит к Маниаку не принёс ничего хорошего. Гигант даже не сразу понял, кто и с какой целью пожаловал, а когда понял, позвал стражу.
– Гоните отсюда этого заморыша Ардуйна и бейте палками по всему лагерю.
Несколько увесистых ударов были довольно болезненными, но Нао быстро приноровился. Он вырвал палку у одного из слуг и ловко оборонялся ею. В скорости и координации греки не могли с ним сравниться. Не слишком сильно пострадав, Нао вернулся в лагерь Северных. Когда те узнали, что случилось с их послом, они схватились за оружие, но Нао снова остановил их.
– Будьте к утру готовы. Мы покидаем Тринакрию. Тут нам ловить больше нечего. Пусть ромеи сами покажут, какие они вояки.
– Греки контролируют порт у Мессины, нужен пропуск для кораблей.
– Это моя забота. Но грести придётся самим.
Переодевшись, Нао снова направился в лагерь греков. Он разыскал Аристопулоса, объяснил, что ему нужно ненадолго вернуться в Салерно и попросил пропуск для корабля. Просьба не вызвала у грека ни малейшего подозрения.
Рано утром Северные тихо отправились в сторону Мессины, погрузились на корабли и пересекли пролив. За ними последовал Харальд со своими викингами.
Маниак тогда ещё не подозревал, что эта история положит конец его триумфу. Попытка отвоевать у арабов Тринакрию закончилась провалом. Остров остался ждать, пока подрастут младшие братья Отвили.
Глава 11
Два с лишним года походов и сражений на Тринакрии не принесли вожделенных земель, да и захваченная добыча была более чем скромной. Северные проклинали Маниака и ругали себя за то, что повелись на его обещания.
Несколько дромонов, негласно взятых у ромеев в бессрочное и безвозмездное пользование, плыли на север вдоль берега полуострова-сапога, подошву которого называли Калабрией, а каблук – Апулией. Ветер усиливался, но оставался попутным. Подняли паруса. Нао вытащил вёсла из воды и предался размышлениям.
На Терре люди не ставят общих задач, как это было на Наолине. Каждый преследует только свои интересы. Если всё же возникает временный союз, он быстро разваливается. Алчность и жажда власти правит их миром.
Ромеи и Северные начали общую борьбу, но вскоре переругались, и теперь задача освобождения Тринакрии от власти мусульман не будет решена. Сколько уже сил потрачено, сколько людей погибло! Всё впустую. Неужели на Терре всегда будет так?
Онфруа оторвал его от философских размышлений, указывая вперёд на мыс, который преградил путь кораблям. Это, несомненно, был знак свыше, что пора пристать к берегу для отдыха и военного совета. Оставалось найти подходящую бухту для стоянки.
Нао спрыгнул с корабля и побрёл к берегу по тёплой воде. Вскоре его босые ноги уже ступали по прибрежному песку необычно белого цвета и такому мягкому, что, казалось, это не песчинки, а пух.
Неподалёку от берега виднелся круглый островок, на котором возвышалась неприступная скала. На её плоской вершине стоял небольшой монастырь, обитатели которого уже с тревогой посматривали на десятки воинственных людей, невесть откуда свалившихся на недавно ещё пустынный берег.
Северные быстро развернули лагерь. Наутро собрали совет.
– Давайте захватим вон ту церковь на вершине скалы, – предложил молодой воин.
– Тебе не надоело воевать? – вмешался Нао. – Нам нужно отдохнуть хотя бы неделю. Давайте просто попросимся к ним в гости.
Его поддержал Вильгельм:
– Зачем нам один маленький монастырь? Нам нужно вернуться к своим и потом отобрать у ромеев всю Калабрию. И ещё нам нужен отдых. Не обеднеем мы, заплатив за монастырскую жратву. Всё-таки мы возвращаемся не с пустыми руками.
Наутро, оставив оружие в лагере, Нао поднимался на вершину холма по крутой дороге-лестнице, которая живо напомнила ему остров Капри. У входа он поднял руки вверх, показывая, что безоружен. Его впустили, отвели в трапезную и усадили за стол, где монахи как раз приступали к обеду.
– Приветствую тебя, чужестранец, в церкви Мадонны Острова, то есть, Санта-Мария-делл’Изола, – сказал настоятель.
Нао отведал немного монастырской пищи, оказав тем самым почтение хозяевам, и сообщил о цели своего визита.
– Наши воины возвращаются из дальнего похода. Они утомлены, многие изранены. У нас мирные намерения. Меня отправили узнать, не могут ли монахи оказать гостеприимство на несколько дней. Мы готовы заплатить за пищу, а жить будем в своих палатках на берегу.
Повисло молчание. Посланник был учтив, но в воинах уже распознали Северных, о свирепом нраве и дьявольском коварстве которых ходили легенды. Наконец настоятель произнёс:
– Мы не сможем всех прокормить. Вас слишком много. Но я могу поговорить с настоятелем Дуомо. Завтра в полдень подходи к главной церкви города Тропеа, это там, на скалах.
Всё устроилось. Северные скинулись, и к их лагерю потянулись монахи с провизией. Воины отдыхали, купались в тёплом море. Молодёжь по вечерам забредала в Тропеа в поисках девушек и приключений. Кое-кто уже возвращался в лагерь только утром, да и то не всегда.
В середине августа в Тропеа случился праздник. Горожане называли его Успение Мадонны. Накануне Нао решил, что пора бы уже начать разбираться в религиозных обычаях Терры. В общей своей массе Северные были набожными, хотя церковные обычаи соблюдали без фанатизма. Ромеи косо поглядывали на них, особенно когда те крестились сразу четырьмя пальцами своей руки, более привычной к мечу или копью.
Нао отправился к Дрого, который был сведущ в церковных вопросах.
– Что там завтра за праздник у местных? – прямо спросил он.
– Почему у местных? У каждого, кто христианин и не отлучён. Ассунта – вознесение Девы Марии после смерти.
– И куда она вознеслась?
– На небо, конечно! Куда же ещё души умерших праведников деваются? Но у нас, грешных, только души попадут на небо, да и то если сильно повезёт. А Богородица вознеслась и душой, и телом. Потому что заслужила!
Про особые заслуги Богородицы Нао спрашивать не стал. О феномене непорочного зачатия он слышал уже не раз, но так ничего и не понял.
И про душу он тоже не знал, что сказать. Даже на Наолине ещё не выяснили, почему после долгого медленного угасания старого или больного организма жизнь из него уходит как-то сразу, по непонятному науке сигналу. Учёные упорно искали невесомую субстанцию, которая в этот момент покидает тело, превращая живую материю в неживую. Если бы её удалось найти, задача достижения бессмертия была бы наполовину решена.
Самый непонятный вопрос касался вознесения тела, но и его Нао решил с Дрого не обсуждать. Космолётов на Терре не было, теперь он знал это точно. А на непростые церковные вопросы в ответ можно было услышать много разных слов, смысл которых ускользал даже от того, кто умел читать мысли.
В день праздника монахи, одетые в белые и голубые одежды, осторожно спустились по ступеням от церкви Мадонны Острова, неся на плечах массивную статую Марии. Все жители высыпали на берег моря, где уже ждала лодка, украшенная цветами и факелами. В ней Мария отправилась в свой ежегодный праздничный круиз. Перед заходом солнца Мадонну вернули к берегу и по тем же ступеням доставили в церковь. За мужчинами поднимались женщины с зажжёнными свечами и пели заунывные, но не лишённые прелести мелодии.
Нао наблюдал за этим ритуалом и старался понять, такой ли он бессмысленный, как кажется на первый взгляд. Просветлённые лица, исполненные любви и сострадания, подсказывали ему, что не всё здесь так просто.
Прошла неделя, потом вторая. Монахи по-прежнему исправно носили продовольствие в лагерь, а Северные начали тянуть с оплатой. К концу третьей недели недовольный настоятель отыскал Нао. Тот как раз впервые достал образ Мадонны, подаренный ему греком в Сиракузе, и внимательно его рассматривал.
У Мадонны на портрете была тёмная кожа, богатая оттенками. На красивом лице выделялись большие грустные глаза цвета оникса, взгляд которых, казалось, заглядывает в душу и пронизывает сердце. На руках она держала младенца, который смотрел вверх на мать, прижимаясь к её щеке. Казалось, что мыслями она где-то далеко, взгляд её проходит сквозь вас и ищет что-то в бесконечности. На голове у Марии и у младенца были короны.
Настоятель подошёл к Нао и открыл рот, чтобы спросить, когда Северные покинут Тропеа или хотя бы заплатят за еду. В этот момент он увидел Мадонну и забыл не только задать вопрос, но и закрыть рот. Настоятель знал толк в иконах, однако этот образ привёл его в ступор.
Не дождавшись вопроса, Нао начал врать самостоятельно.
– У нас проблема, с кораблями что-то неладное. Они не могут выйти из бухты, будто бы их держит здесь какая-то неведомая сила.
Церковник, казалось, не слышал Нао. Его взор был прикован к образу Мадонны, а остальные чувства как будто отключились. Наконец он отвёл взгляд, молча повернулся и ушёл. Поражённый такой реакцией, Нао ещё долго смотрел на икону, пытаясь постичь её диковинную силу.
Прошёл ещё месяц. Всё шло по-прежнему. Северные жили на берегу, не чувствуя недостатка в снабжении. Молодёжь заводила мимолётные интрижки в городе.
Однажды настоятель снова появился в лагере.
– Наши корабли всё ещё никак не… – Нао начал первым.
– Я видел сон, – перебил его настоятель. – Уже десять ночей подряд я вижу одно и то же видение.
Нао уставился на него.
– В моём навязчивом сне Мадонна просит меня о помощи. Она желает остаться здесь. Отдай мне образ, чужестранец. Она обещает защищать наш город от болезней, от землетрясений, от врагов. Ныне и во веки веков! Принеси образ завтра в Дуомо, и после этого она позволит вашим кораблям выйти из бухты. А про долг можешь забыть.
Настоятель повернулся и вышел из палатки, потом снова заглянул внутрь.
– Завтра в полдень в Дуомо.
Нао нашёл Вильгельма и сказал, что пора отплывать. Тот понимал это не хуже его. Он отдал приказ разыскать всех, кто потерялся в городе, и сообщить, что отъезд намечен на следующий день.
Наутро Нао отправился в Дуомо и передал образ Ромейской Мадонны настоятелю. Она тут же была водружена на стену, и все присутствовавшие священники замерли в экстатическом молчании.
Нао тихо подошёл к настоятелю и шепнул:
– Я всё хотел спросить, почему у неё такой тёмный цвет кожи? Разве мать Иисуса была негритянкой?
– Она не мать Иисуса, она мать всего мира, олицетворение женского начала. Поэтому художник рисует её похожей на самых прекрасных женщин, каких он видел в тех местах, где сам жил или бывал.
– Мать мира? – переспросил Нао. – И поэтому они в коронах? Мир и его мать?
– Ты понял, чужестранец.
Нао в последний раз посмотрел в глаза, взгляд которых невозможно забыть. Потом он поспешил к морю, где вовсю шла погрузка на корабли. На берегу стояли несколько девушек с заплаканными глазами, умоляя молодых воинов взять их с собой.
– Что ты! – звучало в ответ. – Женщинам нельзя на корабль. Дурная примета…
Глава 12
Корабли плыли на север. Ветер надул паруса, избавив от необходимости работать вёслами. Справа в отдалении тянулся берег Калабрии, но Нао сидел у левого борта и смотрел в сторону открытого моря. Только на Терре он узнал, что на водную поверхность можно смотреть до бесконечности, и почувствовал, как это созерцание помогает правильному течению мыслей.
Что делать теперь? Какую тактику избрать для сбора информации о Терре? Укрыться где-нибудь на время, оставаясь нейтральным наблюдателем над схваткой? Или примкнуть для вида к одной из сторон? А к кому – к Длиннобородым, ромеям, Северным? Первые – высокородные, заносчивые. Вторые – вечные интриганы. Северные – настойчивые, прямолинейные и жестокие. Кого же выбрать? Или всё-таки никого?
Дело шло к вечеру, ветер ещё усилился, волны раскачивали судёнышки всё больше и больше. Впереди был Салерно, чуть дальше – Неаполис, но плыть до них даже при благоприятном ветре было не меньше двух дней.
Вильгельм встал и поднял свою железную руку, требуя внимания.
– Нужно причаливать. Переночуем, пополним запасы продовольствия и завтра отплываем к Салерно. Оттуда – по суше к нашим в Аверсу.
Северные согласно закивали, но тут один из воинов заметил на поверхности моря точку, которая медленно увеличивалась. Постепенно она превратилась в контуры корабля. Это был богатый ромейский дромон, он быстро приближался. Невысокий толстенький грек подошёл к борту.
– Ардуйн из Длиннобородых на этом корабле? – заорал толстячок.
– А кому он понадобился? – крикнул Вильгельм в ответ.
Нао молчал.
– Я тут по поручению катапана Докиана. Он приглашает Ардуйна в свою резиденцию в Мельфи.
Катапаном называли наместника Восточного императора. А Мельфи был неприступным посёлком в горах. Нао собирался отозваться, но Вильгельм шепнул ему: «Молчи, это – ловушка», и Нао проглотил язык.
– Не знаем никакого Докиана, – крикнул Вильгельм.
– Его недавно назначил новый император.
– А старый император что – уже сдох?
Повисла неловкая тишина. «Забавно, – думал Онфруа, – мы не знаем их катапана, а он наслышан о нашем Ардуйне. Видать, слухи о битвах на Тринакрии быстро разлетелись».
Молчание прервал Вильгельм.
– Мы пристаём к берегу для ночёвки. Катапану нужен Ардуйн, вот пусть он и приезжает. Ардуйну катапан не нужен. Мы согласны продлить нашу остановку на сутки, послезавтра отплываем. Что там за местечко в бухте?
– Марина Камерота, – подсказал один из ветеранов. – Я тут воевал.
К удивлению Северных, посланник катапана поклонился Вильгельму.
– Я сейчас же пошлю гонца в Мельфи, а доблестных воинов приглашаю к ужину на берегу.
В маленькой Камероте негде было разместить столько народу, и трактирщики несли еду, вино для греков и бирру для Северных прямо на берег. Эти напитки развязывают языки, и Нао узнал, что пока они расслаблялись в Тропеа, произошло много интересного.
Маниак решил, что после триумфа в Сиракузе ему всё дозволено. Избиение Ардуйна было лишь началом. Абдулла, войско которого Маниак уничтожил возле Сиракузы, сумел сбежать и даже уплыл с острова, чудесным образом миновав морскую блокаду. За это Маниак собственноручно поколотил адмирала Стефана. Но тот сильно обиделся и настучал в столицу своим могущественным покровителям. Маниака отозвали в Византиду и там засадили в тюрьму. Присланный вместо него евнух Василий оказался полной бездарностью, и ромеи начали отступать, возвращая мусульманам один город за другим.
На материке тоже всё было непросто. Северные отчаянно покушались на владения ромеев, то тут, то там подстрекая местное население к бунту. Новый катапан Михаил Докиан был направлен из Византиды, чтобы остановить войну любой ценой. Для этого он решил вернуть с Тринакрии остатки войска – держать их на острове было уже бессмысленно. Наслушавшись былей и басен про подвиги Северных и примкнувшего к ним «длиннобородого из Милана», Докиан задумал хитрый ход конём. И этим конём в его планах должен был стать Ардуйн.
Ужин затянулся, Северные наслаждались выпивкой, вкусной едой и возможностью пока не думать о будущих сражениях. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается.
Для ночлега Ардуйну предоставили комнату в двухэтажной вилле. Братья Отвили, во избежание интриг ромеев, заняли все соседние комнаты. Но в этот раз их опасения были напрасны.
Ранним утром Нао вышел на балкон. Внизу плескалось голубое море, успокоившееся за ночь. Поверхность воды тревожило лишь легкое волнение, причудливо разбрасывавшее солнечные блики. Бухту окаймляли заросли морской травы, среди которой Нао вдруг увидел девушку. Она медленно брела по пояс в воде, собирая каких-то моллюсков и складывая их в висящую через плечо котомку. На девушке было совсем легкое одеяние, уже сильно промокшее. Темные волосы рассыпались по спине и плечам. Девушка негромко пела.
Эта картина очаровала Нао. В его мозгу, вызванные неведомыми ассоциациями, проплывали картины восьми лет на Терре. Высадка вместе с Ли на планету, которая тогда показалась необитаемой и манящей. Слова Карло «наша земля прекрасна, здесь солнце, небо и море». Предсказание уважаемого Сальваторе, что в каждой мелодии здесь будут звучать песни Партенопы.
И Нао вдруг понял, нет, почувствовал, о чём говорил Карло с такой болью и любовью, а в пении девушки услышал музыку Неаполиса, которая была немного и песней Ли тоже. И он начал подпевать.
Тише, ни слова всю ночь до рассвета,
Спрячься в объятьях, но только молчи.
Спит вся природа средь звёздного света
Сном в летней хрустальной ночи.
Мари, среди молчания
Поющего безмолвья
О любви я не вымолвлю слова,
Море скажет их все за меня.
Днём в Камероту прибыл караван ромеев. Слуги быстро развернули огромные богато украшенные палатки, походные кухни, достали заготовленные мясо и дичь, фрукты и овощи. Быстро начали готовить разнообразные блюда, аппетитно пахнущие диковинными ароматами востока.
Вильгельм подошёл к распорядителю.
– А где катапан?
– Катапан прибудет завтра. Мне поручено устроить праздничный обед для Вильгельма Железная Рука, Ардуйна из Милана и всех героев сражений у Мессины, Раметты и Сиракузы.
– Завтра? Ещё день здесь торчать?
Хотя, почему нет, если тут так кормят? Мы это заслужили…
– Через час приходите к палаткам. Братья Отвили и Ардуйн, главные герои, пожалуйте в палатку катапана, другие рыцари – в соседние палатки, ваши слуги – просто на траве. Накормим всех.
Пир продолжался допоздна. Северные даже согласились пить терпкие восточные вина, а не привычную бирру. Оказалось, что они вкуснее, но быстро пьянят. В палатках вместо чадящих факелов зажгли дорогие восковые свечи. В их бликах начались танцы полуобнажённых ромейских девушек. Захмелевшие Северные один за другим присоединялись к танцам. Постепенно в палатке их оставалось всё меньше и меньше. И девушек тоже. Онфруа подошёл к Вильгельму и пробормотал заплетающимся языком:
– Я требую продолжения банкета … завтра … за счёт катапана!
Брат взглянул на него исподлобья, но ничего не ответил.
И банкет на следующий день был продолжен. Катапан прибыл в богато украшенной повозке и занял самое почетное место. Братья Отвили сели по его правую руку, а Нао – по левую. Всё начиналось так же, как и накануне. Но когда Северные уже сильно захмелели, а их взгляды всё чаще скользили по прелестям танцующих красавиц, Докиан наклонился к Нао и заговорил по-гречески.
Как подобает ромею, он начал издалека. Расспросил о землях Длиннобородых на севере, о битвах на Тринакрии, посетовал на чудовище Маниака, который наконец-то оказался там, где ему самое место – в тюрьме, похвалил Ардуйна за то, что он не побоялся в одиночку пойти в лагерь Маниака. Потом катапан перешёл на совсем отвлечённые темы, начал рассуждать про древнюю греческую философию, про остров атлантов, про шарообразность планеты. В этот момент Нао уже был готов описать, как выглядит Терра из космоса и рассказать про конфигурацию многомерного континуума вселенной, но вовремя прикусил язык. И тогда Докиан всё таким же тихим вкрадчивым голосом огласил своё предложение:
– Послушай, Ардуйн. Всюду идёт война – в Калабрии, в Апулии, вокруг Салерно и Неаполиса, а нам нужен мир.
Выпитое вино не способствовало восприятию мыслей собеседника, но Нао всё-таки уловил: «ромеи должны вернуть здесь власть любой ценой». С этого момента он взял себя в руки и сконцентрировался, опьянение мгновенно прошло.
– Ты из Длиннобородых, мы с вами всегда были дружны.
Мысли катапана донесли неверие собственным словам.
– Северные тут повсюду, – продолжил Докиан, – воюют за всех и против всех. Но ты же и с Северными на короткой ноге?
Нао кивнул.
– Ты ведь и мне доверяешь?
Нао снова закивал, стараясь делать это как можно убедительнее.
Докиан потянулся за кувшином, налил два бокала, поднял свой и терпеливо ждал, пока Нао сделает то же самое. Тогда он чокнулся с ним и продолжил:
– Я предлагаю тебе должность коменданта горной крепости Мельфи. Оттуда можно контролировать большие территории. Так мы с тобой вернём мир на юг Италийского полуострова.
«… под властью Византиды» – долетела мысль.
– Мне нужно подумать, — сказал Нао.
– Сколько? День?
– Семь дней.
Катапан кивнул и повернулся в сторону Вильгельма, которому, впрочем, было уже не до него.
Глава 13
– Это ловушка! Они тебя убьют! – кричал Вильгельм.
– Для этого есть более простые способы, – тихо ответил Нао.
– Ты принимаешь предложение катапана? – спросил Дрого.
– Да, я так решил. Почти решил.
– Но ты с нами? – Онфруа, младший из братьев, с надеждой посмотрел Нао в глаза.
– Я с вами. Пройдёт время, и ждите меня в Аверсе.
Все четверо замолчали.
– Поедешь в Мельфи прямо отсюда? – наконец спросил Онфруа.
– Нет. Сначала в Салерно, повидаю Гвемара. Ведь я теперь тоже Длиннобородый, – усмехнулся Нао.
В то утро в замке герцога царило необычное возбуждение. И на то была причина. У герцога родилась дочь! Все знатные люди могли тихо зайти и полюбоваться на младенца.
Гвемар приветливо встретил Ардуйна. Повзрослевший за год Гизульф с уважением смотрел на героя сражений на Тринакрии, но в общении старался подчеркнуть, что он – принц по крови, а Нао – всего лишь воин. Наконец, вместе с герцогом они прошли в комнату новорождённой.
Нао на цыпочках приблизился к люльке, где тихо спала принцесса, и склонился над ней.
И произошло чудо. Новорождённая открыла глаза и, впервые увидев незнакомого человека, вдруг лучезарно улыбнулась. Нао замер, ему показалось, что в глазах младенца он увидел улыбку Ли!
У выхода из замка стоял мужчина лет тридцати. Нао прошёл мимо него, погружённый в свои мысли, но тот взял его за рукав и спросил:
– Ты видел её глаза?
– Конечно, видел. Глаза новорождённой.
– Ты просто слеп. У неё глаза не просто красивые, они невероятные. Хотел бы смотреть в них вечно.
– Что могут выражать глаза новорождённой?
– Мир, в котором живут младенцы и который забываешь, когда становишься взрослым.
«Интересно, в каком мире я существовал, когда был младенцем?» – подумал Нао, пытаясь осознать мысль незнакомца.
– Я – Аматус. Можно просто Амато, – протянул руку мужчина.
– Я Нао, – ответом было рукопожатие.
– «Амато» значит «любимый» на языке Салерно?
– Да, но боюсь, родители дали мне не самое подходящее имя.
Нао постеснялся спросить, почему.
На ужин Нао был приглашён в замок герцога.
– Говоришь, Докиан зовёт тебя в Мельфи? – переспросил Гвемар, обдумывая новость, – и сразу комендантом крепости? Любопытно… Да, русс, ты быстро поднялся.
– Он считает меня Длиннобородым из Милана.
– Забавно… что же он задумал?
– Ему нужен мир на всей территории.
– И, конечно, под властью Византиды.
– Конечно. Он ищет компромиссную фигуру, равноудалённую от всех сторон – Длиннобородых, Северных и ромеев.
– Похоже, ты прав. Но ты ещё не всё знаешь. Мелус. Ты слышал про него?
– Конечно, – ответил Нао, припоминая рассказы Карло, – Длиннобородый, главный бунтовщик против ромеев. Но он же умер?
– Верно. Но тут объявился его сын, весь в отца. Длиннобородый, но точно не равноудалённая фигура. Затевает большой бунт против ромеев. Ты нужен Докиану вместо него.
– Похоже на то.
– Если тебе нужен мой совет, то отдохни тут дней десять и поезжай…
Теперь Нао хотел посоветоваться с самим собой, «включить инсайт», как говорили на Наолине, то есть оценить собственные мысли как бы со стороны. Этому приёму тоже обучали в школах его родной планеты. Так можно было противопоставить рациональный анализ интуитивному ощущению проблемы и почти наверняка прийти к правильному решению.
Главным сомнением Нао был риск вмешаться в ход событий Терры, что противоречило принципам разведывательной миссии.
Чтобы включить инсайт, нужно было побыть одному, и на следующее утро Нао отправился от замка герцога вверх по горной дороге. Чем выше он поднимался, тем восхитительней был вид сверху на море и бухту Салерно в ярких лучах утреннего солнца. Несколько раз Нао останавливался, присаживался на придорожный камень и неподвижным взглядом смотрел на плещущее внизу море. Мысли постепенно освобождались от тисков логики, замещая её наитием.
Он был уже близок к решению, когда дорога привела к небольшому старинному замку на вершине горы. У ворот маячил скучающий от безделья одинокий стражник, пожилой мужчина совсем не воинственного вида.
– Что это за крепость? – спросил у него Нао.
– Кастель Арекки — древняя цитадель.
– Странное название.
– Его построили несколько веков назад для князя Арекки Второго. Но мне говорили, что тут и до него крепость была.
– Посмотреть можно?
– Есть пропуск от герцога?
– Нет.
– Тогда извини, не пущу тебя, а то турнут со службы, нечем будет внуков кормить. Да там нет ничего интересного.
– А от кого ты его охраняешь?
– От любопытных вроде тебя, – усмехнулся старик, – коли враги приблизятся к Салерно, князь со свитой и войском сюда поднимется. К цитадели непросто подобраться.
Нао посмотрел вниз и понял, что старик прав.
От города сюда вела единственная дорога длиной тысячи три альтов, стиснутая по краям горой и обрывом. Высота замка над морем составляла альтов сто пятьдесят – двести. Наолинский альт соответствовал росту высокого мужчины, и Нао по привычке пользовался этой мерой длины.
Стоя на краю обрыва, на головокружительной высоте над морем, Нао вдруг почувствовал, что осознал суть событий. Ближайшее будущее будет в руках у Северных, а последующее – туманно. Решение было как на ладони. Помощь тем, кто должен и так победить, существенно не влияло на ход истории.
В Мельфи! Если не я, то это сделает кто-то другой.
Глава 14
Докиан устроил торжественный приём по поводу прибытия нового коменданта. В скромном зале местного замка был сервирован по-ромейски обильный ужин, и, главное, здесь никто не просил приготовить «кальмаров по-русски».
За отдельным столом в углу зала сидело несколько девушек. Когда угощения были съедены, а вино возымело своё действие, катапан подвёл Нао к этому столу.
– Ардуйн, тебе нужно жениться. Выбирай.
– Что??? Зачем?!
– Ты займёшь важный пост, и ты не женат. Мне не нужно, чтобы за тобой ходил хвост из женщин, ищущих богатства и положения. Ты должен сейчас выбрать кого-нибудь из этих. Мне не важно, кто она тебе будет – жена, помощница, кухарка или служанка – это твоё дело. Но все должны думать, что ты женат и что ты не интересуешься мальчиками. Или интересуешься?
– Нет, – ошарашенно вымолвил Нао. – Не интересуюсь!
Как всегда в неожиданной ситуации, лёгкое опьянение вмиг исчезло, и мозг заработал чётко в поисках решения.
Такие требования с первого дня! Может сразу отказаться и уехать? Из-за такой ерунды? С другой стороны, помощник мне нужен. Или неглупая помощница. Хм… Посмотрим, что из этого выйдет…
– Хорошо. Пусть завтра придут ко мне по одной, я задам каждой несколько вопросов. Четверть часа на каждую. Начиная с полудня.
– Ты уверен, что тебе не нужно больше времени? – ухмыльнулся катапан.
– Уверен, – твёрдо ответил Нао.
В полдень начались смотрины. Нао задавал самые простые житейские вопросы и слушал не столько ответы девушек, сколько сопутствующие им мысли, но в них звучало одно лишь желание понравиться, примитивное «выбери меня». После двенадцатого интервью Нао решил, что искать тут умную помощницу – гиблое дело. Может быть, и на всей Терре такую не найти.
Тринадцатой в комнату вошла невысокая худенькая девушка со светло-каштановыми волосами. Милая, но далеко не красавица.
– Здравствуй, как тебя зовут?
– Ника.
– Твоё имя что-то означает?
– На нашем языке «Ника» это «победа».
Нао замолчал. Он не слышал посторонних мыслей и не знал, что спросить дальше.
– Почему ты здесь?
– Докиан сказал прийти, я не могу его ослушаться.
– Почему же?
– Я на воспитании у катапана. Мои родители умерли.
– Как? – уже спросив, Нао осознал, что не стоило бы этого делать. Но Ника ответила спокойно.
– Мама умерла от болезни, а отец погиб в бою с Северными. Он служил у Докиана и даже дружил с ним.
– И ты ненавидишь Северных?
– Только того, кто убил отца. Но он тоже погиб в том бою.
– А остальных?
– Все мужчины воюют одинаково, их нельзя за это ненавидеть. Людей нужно любить, и, может быть, когда-нибудь, почувствовав любовь, они перестанут убивать друг друга.
Нао опять замолчал. Ника просто и внятно ответила на некоторые из вопросов, которыми он мучился на Терре. После паузы он сменил тему.
– Как ты думаешь, если отсюда идти всё время прямо, то куда придёшь?
– К берегу моря.
– А если сесть на корабль и плыть дальше по той же линии?
– Наверное, там будет другая суша?
– А дальше?
Теперь задумалась Ника, но ненадолго.
– Земля не может быть бесконечной… но и конец Земли трудно представить… – размышляла она вслух, – может быть, вернёшься сюда, но с другой стороны? – Ника вопросительно подняла глаза на Нао. Но тот ошеломлённо молчал.
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
– У тебя есть любимый человек?
– Нет.
– Ну кто-то же тебе нравился?
– Некоторые. Немного. И недолго…
– Послушай, Ника. Я хочу предложить тебе стать моей помощницей. Но все должны думать, будто бы ты моя жена. У тебя будет отдельная комната.
– Что я должна буду делать?
– Выполнять посильные поручения и давать советы. Со стороны иногда бывает виднее. Ты согласна?
– Да, – на этот раз она ответила без раздумья, – это интереснее, чем ничегонеделание у Докиана.
– Тогда приступай прямо сейчас. Вот моё первое поручение: выйди, объяви, что приём окончен.
– Вот мой первый совет: поговори с оставшимися двумя девушками, они так долго ждали. А решение объявишь завтра.
Их глаза встретились, и они долго испытующе смотрели друг на друга, пока Нао не понял, что Ника права. Её взгляд был совсем не таким, каким когда-то был завораживающий, говорящий взор Ли. В нём светились ум и загадка.
– Хорошо, – ответил он.
Ближе к вечеру Нао разыскал Нику.
– У меня есть ещё одно поручение, – он достал из кармана мешочек Рациеллы и высыпал оставшиеся горошины. Незаметно положи по одной горошине под перину каждой из девушек, которые сегодня были у меня.
– Хорошо. Но можно я не буду класть горошину под свою постель? Я не принцесса.
Нао поднял на неё глаза.
– Я знаю эту сказку. Не думаю, что тут ты найдёшь себе принцессу.
– Мне просто нужно закончить игру. Я обещал одной девочке.
– Хорошо, если обещал, я помогу. Обещания нужно выполнять.
Наутро Нао задал каждой претендентке только один вопрос – как она почивала минувшей ночью. И каждая ответила, что спала превосходно, а позами, вздохами и жеманными манерами всё так же старалась понравиться завидному жениху. Это выглядело нелепо. Принцессы среди них точно не было.
После этого было объявлено, что комендант замка Ардуйн берет в жёны Нику, воспитанницу катапана.
В Мельфи в основном жили Длиннобородые, они ещё помнили прежнее величие. Но теперь ими правили греки-ромеи, которые стремились обобрать народ как липку, чтобы отправить побольше дани в Византиду, не обидев и себя любимых.
Оценив расклады, Нао приступил к осуществлению своего тайного плана. Для начала нужно было завести побольше друзей в Мельфи. Нао встречался и со знатью, и с беднотой, устраивал пиры, кормил хорошей мясной пищей бедняков, оголодавших под гнетом греков.
Ника оказывала посильную помощь. Как оказалось, её покойная мать была из Длиннобородых, её многие помнили и любили. Нику не гнали со двора, когда она заходила поболтать. Люди видели, что новое положение не изменило девушку, и они проникались всё бóльшим уважением и к ней, и к Ардуйну. Популярность коменданта росла.
Однажды вечером Нао зашёл в комнату Ники. Девушка уже раздевалась ко сну и испуганно закуталась в простыню.
– Не пугайся. Я на минутку. Ночью уеду на пару дней. Никто не должен об этом знать.
– Ты что-то задумал. Тебе не нужен совет «со стороны, откуда виднее»?
– Сегодня не нужен.
Утром Ника сообщила, что Ардуйн захворал и к завтраку не выйдет. В это время он скакал во весь опор в сторону Аверсы. В хижине на краю городка, где Нао остановился для короткого отдыха, он выяснил, в каком трактире обычно собираются Северные.
– Есть тут желающие изгнать ромеев с местных земель? – крикнул он с порога.
Руки с полными кружками замерли в воздухе.
– Ардуйн! – первым опомнился Онфруа. – Я тысячу раз вам говорил, что он приедет!
– Вы теснитесь тут, на земле, которую вам подарили, живёте как мыши по щелям… Настало время выступить! Следуйте за мной. Я буду идти впереди, а вы пойдёте следом, и дайте я скажу вам, почему! Потому что я поведу вас против мужчин, что подобны женщинам и живут в богатой и большой стране.
В наступившей тишине Нао негромко, но твёрдо добавил:
– Только дайте мне одно обещание. Северные не будут претендовать на земли Гвемара Салернского.
После короткого совета три сотни Северных под предводительством двенадцати вождей, среди которых выделялись два старших брата Отвиля, были готовы скакать в Мельфи.
– Мы принимаем твоё условие, – сказал Вильгельм Железная Рука, – но только мы, двенадцать вождей. За тех, кто сменит нас, даже за моих младших сводных братьев, если только они прибудут сюда, я обещания давать не могу.
Глава 15
– Эти люди принесут вам свободу от ромеев! – закричал Нао, когда кавалькада всадников приблизилась к Мельфи. Горожане узнали Ардуйна и без тени сомнения открыли ворота. Ромеи отчаянно пытались унести ноги. Докиан, осознав роковую ошибку, рвал на себе последние волосы.
– Все земли от неприступного Мельфи, новой столицы Северных, и до трёх морей будут отвоёваны у ромеев, – обьявил Нао. – Их разделят между собой двенадцать вождей!
– Тринадцать! – сказал Вильгельм, – ты себя не посчитал.
– Двенадцать, – настоял Нао, у меня нет и не будет потомков, мне не нужен феод.
Вильгельм пропустил эти слова мимо ушей. Нао всегда был немного странным и непонятным. Но от этого он не переставал быть отличным воином и надёжным другом. Да и не до него теперь было – Вильгельм мог, наконец, приняться за громадьё своих планов. Он спешил:
– Завтра же начинаем расширять и укреплять крепость. Она станет нашей неприступной цитаделью.
Нао вошёл в свою комнату. На лавке с грустным видом сидела Ника.
– Ты здесь? Почему?
– Прячусь от Северных. Они бродят по замку, разыскивая женщин. Но все девушки ушли с ромеями, я, наверное, одна осталась. В твою комнату они не зайдут. Ведь это ты подарил им эту страну.
– А почему ты не уехала с Докианом?
– Как я могла? Тогда бы все поняли, что я тебе не жена. Но я ведь обещала.
– Обстоятельства изменились, ромеев тут больше нет.
– Причём тут ромеи? Я обещала тебе.
Нао проглотил комок в горле.
– Я поступил неправильно, приведя сюда Северных?
– Кругом война, рано или поздно случилось бы что-то подобное. Ты просто ускорил события.
Ника не теряла свою поразительную рассудительность в самые драматичные минуты.
– Я могу отвезти тебя к Докиану. Ты наполовину ромейка, а на вторую половину – из народа Длиннобородых. Северные воюют и с теми и с другими.
Ника молчала, было видно, что ей не слишком нравится эта идея. Катапан не заменил ей отца. Кроме того, он совершил чудовищную ошибку, доверив Мельфи Ардуйну, и не выполнил задание императора. Его будущее было туманным.
– Ты останешься в Мельфи? – спросила она. – Будешь воевать за земли и богатства?
– Пока останусь, но воевать не буду.
– Зачем тогда?
– Мне нужно узнать, чего сумеют достичь Северные.
– Для чего?
Нао не мог ответить на этот вопрос, и снова повисло молчание.
– Все жители считают меня твоей женой. Я тоже остаюсь здесь. Да и некуда мне больше податься.
– Ладно. Но жить тебе придётся в моей комнате. За Северных я не ручаюсь. Отгородим вон тот угол и перенесём туда твою постель.
Ежедневно отряды Северных отправлялись из Мельфи в разных направлениях. Воины возвращались усталые, израненные, искалеченные. Иногда вечером того же дня, иногда днём позже или даже через неделю. Отдыхали, ели, пили бирру, готовились к новым вылазкам. Война была не просто их работой, она была смыслом их жизни, единственным, что занимало их мысли.
В замке появились женщины, но они служили лишь для короткого досуга воинов между походами. Ника не хотела с ними общаться. Она почти не выходила из комнаты, ничего не говорила, но взгляд её становился всё более грустным. Нао слышал её мысли, в которых сквозила растерянность. Она не знала, чего ей хочется, не понимала, что нужно делать. Но твёрдо знала, что в Мельфи у неё нет будущего.
Нао тоже не строил планов, но уезжать отсюда пока не хотел. События разворачивались любопытные, их нужно было фиксировать. Нао разрывался между своим долгом и девушкой, которой было больше не на кого рассчитывать. Он чувствовал себя в ответе за неё.
Чтобы хоть как-то скрасить жизнь Ники, Нао начал рассказывать новости не только мнемобанку, но и девушке. Жаль только, что он не мог делать это одновременно.
– Ты слышала, что Докиан собрал огромную армию? – как-то спросил он.
Ника покрутила головой, но её взгляд не выражал никакого интереса.
– А в войско Северных теперь толпами нанимаются Длиннобородые. Видать, тоже не прочь избавить Апулию от ромеев.
– Слабые всегда ищут сильных, чтобы спрятаться за их спинами, – ответила Ника равнодушно.
Военные приготовления её не занимали. Стояли тёплые мартовские дни, и Нао надеялся, что настоящий приход весны как-то повлияет на Нику.
– А вот послушай, что мне вчера рассказали, – продолжил он. – Войско Северных стоит на берегу речки Оливенто. Это тут, неподалёку. В лагерь на великолепном коне прискакал гонец от Докиана и громогласно заявил: «Армия ромеев в несколько раз больше вашей! Сегодня же вы должны убраться с земли империи. Иначе завтра сражение, которое мало кто из вас переживёт.»
В глазах Ники впервые что-то блеснуло, и она буркнула:
– Пугать Северных битвой не умнее, чем пугать кота мышами. Война – их естественное состояние и единственное предназначение.
– Так вот. Северные смотрели на гонца и лишь ухмылялись. Один из их вождей, по имени Гуго Тибо, вразвалочку подошёл к посланнику и начал ласково трепать коня по роскошной гриве. В тот момент, когда грек начал говорить ещё что-то воинственное, Гуго с разворота нанёс кулаком удар чудовищной силы прямо в лоб коня. Несчастная лошадь пала замертво, а посол свалился в обморок рядом с ней. Северные еле привели его в чувство, подарили коня не хуже прежнего и попросили передать привет Докиану.
– И это всё правда? Про бедную лошадку?
– Ну, в основном. Перепуганный посол вернулся к своим, и теперь у всего войска греков трясутся поджилки.
– Но завтра всё же будет сражение?
– Конечно, будет.
– И я даже знаю, чем оно закончится.
Через пару дней весть о битве достигла Мельфи. Северных, даже вместе с примкнувшими к ним Длиннобородыми, было куда меньше, чем ромеев. Но первым же ударом они смяли противника, и греки панически побежали в сторону реки, так некстати разлившейся от мартовского половодья. Утонувших ромеев было чуть ли не больше тех, кто погиб от мечей и стрел.
Ещё через пару месяцев Ника сама завела разговор с Нао.
– Ты не знаешь, что с Докианом?
– А почему ты спрашиваешь? Хочешь вернуться к нему?
– Я не желаю ему зла, ведь он воспитывал меня, –уклончиво ответила девушка. – Но жизнь среди Северных меня пугает. Так ты ничего не знаешь про катапана?
Нао знал.
– Докиан снова собрал большое войско. Оно стоит на том самом поле у реки Офанто, где ромеи когда-то победили Северных.
– Это когда за них бились витязи-руссы? Но это же было ещё до моего рождения.
– Ты правильно запомнила. Но с тех пор в Офанто немало воды утекло. Да и руссов сейчас нет.
– Ты думаешь, ромеям не устоять?
– Сейчас во главе Северных умный и беспощадный Вильгельм Железная Рука.
– Но ромеев больше.
– Их всегда больше, ну а толку-то? Северные воюют не числом, а умением, отвагой и свирепостью.
– И Докиан тоже с войском?
– Ну а где же ему быть?
– А когда битва?
– Не сегодня-завтра. Братья Отвили с утра точили мечи и топоры. Только вот Вильгельм слёг с лихорадкой. Уж и не знаю, как он будет биться.
– А далеко эта речка?
– Не очень, хотя подальше, чем Оливенто. Примерно пятьдесят тысяч альтов.
– Пятьдесят тысяч… чего?
Нао замялся, мысленно выругавшись из-за своей оплошности.
Пора бы отвыкнуть от наолинских мер.
– Я хотел сказать, шестьдесят миль. На восток отсюда.
Разговор на этом закончился, и Ника ушла в свой угол, о чём-то размышляя.
Наутро Нао принёс завтрак на двоих. Но Ники в комнате не оказалось. Нао окликнул её. Тщетно. Девушка крайне редко выходила наружу, и он встревожился. Внимательно осмотрев комнату, Нао обнаружил, что среди его вещей не хватает самой лёгкой кольчуги и самого короткого меча. Кроме того, не было штанов, которые ему были сильно малы, и плаща с капюшоном.
Теперь он заволновался всерьёз и выбежал из замка. Стражник на воротах подтвердил, что рано утром какой-то рыцарь-недоросток на сером коне и в плаще с капюшоном выехал из замка.
– Куда она поскакала? То есть, он?
Стражник указал на дорогу, ведущую на восток. По ней уже двигались несметные отряды Северных. Нао бросился назад, чтобы оседлать свою серую лошадь. Но её тоже не было в стойле.
Нао выругался на местном диалекте, не сумев подобрать подходящих наолинских слов. Тревога за Нику переплелась с раздражением. Но делать было нечего. В замке не осталось ни одного здорового коня – все отправились в сторону Офанто. Взяв из оружия только короткий кинжал и прихватив биопистолет, он побежал вслед за войском. Его надежда была только на то, чтобы догнать какую-нибудь телегу, потому что пробежать шестьдесят миль он бы не смог. Через некоторое время ему это удалось.
Слуги, которые везли пищу для воинов, были сильно удивлены, увидев самого Ардуйна, запрыгнувшего в телегу.
– Дьявол, лошадь сломала ногу, а мне срочно нужно к Вильгельму, – упредил Нао ненужные вопросы.
– К нему и едем, – ответил слуга.
Почему она сбежала? Есть только одна версия – чтобы найти катапана и вернуться к ромеям. Возможно, даже в Восточную империю. Жить обычной жизнью молодой женщины – выйти замуж, растить детей, ждать внуков. Разве она может на всё это рассчитывать в Мельфи среди Северных?
На холме стояла палатка, возле которой бледный Вильгельм полулёжа наблюдал за битвой. Увидев Нао, он удивлённо спросил:
– А ты что здесь? Ты же не воюешь.
– Сегодня важная битва, решил помочь. Только вот лошадь по дороге оступилась.
– Да уж…
В этот момент взор Вильгельма застыл на правом фланге боевого построения.
– Посмотри! Там, вроде, ромеи давят?
Не дождавшись ответа, Вильгельм кряхтя поднялся и стал пристёгивать пояс с мечом. Но это у него плохо получалось.
– Куда ты? – попытался остановить его Нао. – Ты совсем болен.
– Но там бой, а я здесь…
– Послушай, твоя Железная рука сегодня стала оловянной. Ромеи убьют тебя, и живы останутся сотни врагов, которых ты сумел бы самолично уничтожить, когда оклемаешься.
– Ты, русс, как всегда, прав. И что же делать?
В этот момент подошёл слуга и сказал:
– Поймали лазутчика. Связали и бросили во вторую палатку. Какие будут указания?
Но Вильгельм не слушал его и снова обратился к Нао:
– Знаешь что, Ардуйн? Возьми моего коня, мой плащ и мой меч. Накинь капюшон. Скачи на правый фланг. Пусть наши думают, что я в строю. Меч не тяжеловат будет?
– Справлюсь. А где лошадь?
– Пасётся на южном склоне холма.
Нао ринулся вниз и вдруг остолбенел. Рядом с вороным конём Вильгельма паслась его любимая серая в яблоках лошадка. Он бросился обратно.
– Вильгельм, а что там за серый конь?
– Я же говорю, – посмел вмешаться слуга, – лазутчика поймали. Скакал верхом, еле догнали. Когда связывали, кусаться вздумал.
Вильгельм недовольно покосился на Нао и продолжил, обращаясь к слуге.
– Пытать. Пусть расскажет всё что знает. Не будет отвечать – отрубать пальцы. По одному, пока не заговорит.
– А потом?
– Там видно будет.
– Вильгельм, – снова заговорил Нао. – Всё сделаю в лучшем виде. Только… услуга за услугу. Оставь мне лазутчика, я сам с ним разберусь. У меня есть секрет, как таких раскалывать.
– Ты всегда был странным, русс. Но я не могу отказать. Лазутчика пока не трогать, – последнее было адресовано слуге.
Нао схватил плащ и меч Вильгельма и снова бросился вниз по склону. Оседлав коня, он ринулся в самую гущу схватки, доставая биопистолет. Увидев «Вильгельма» в своих рядах, Северные так громко завопили от восторга «Железная рука с нами!», что ромеи потеряли какую-либо способность к сопротивлению и в панике начали отступать.
Ника сидела на лошади позади Нао, крепко держалась за его кольчугу и тихо всхлипывала. Нао поехал в Мельфи кружным путём, ему нужно было время подумать. Эта девушка по своей одарённости была редким бриллиантом, но этот бриллиант не принадлежал ему. Она делала глупости, свойственные юности, и в этом не было её вины. Он понимал, что не может допустить её гибели.
В течение следующей недели они поговорили всего один раз, и разговор не был длинным:
– Что произошло с Докианом? – спросила Ника.
– Он спасся. Его отозвали и отправили на Тринакрию собирать остатки войска. Сюда пришлют другого катапана.
Опять потянулись долгие молчаливые недели. Ника медленно отходила от шока. По ночам ей снилось, как ей отрубают палец за пальцем. Она просыпалась в холодном поту. Ей было страшно и очень хотелось приткнуться на остаток ночи рядом с Нао, чтобы чувствовать себя под защитой сильного, уверенного в себе мужчины. Но она не смела.
Однако, время лечит. Они стали больше разговаривать. Нао старался избегать военной темы, но однажды всё-таки не выдержал:
– Новый катапан оказался совсем бестолковым. Набрать рекрутов не смог. Флот его почему-то сгорел, и везти подкрепление с Тринакрии ему не на чем.
– Что будет дальше?
– Катапан знает, что Северные непобедимы в чистом поле, и решил сразу атаковать Мельфи.
Ника вздрогнула.
– Только идиот мог решиться на такое.
Эта оценка подтвердилась. Прямо у стен крепости ромеи были беспощадно разбиты, а катапан угодил в плен.
Узнав это, Ника сказала:
– Для Северных всё слишком хорошо. Долго так не может продолжаться.
– Что ты имеешь в виду?
– Теперь Северные и Длиннобородые будут делить шкуру издыхающего зверя и перессорятся между собой.
Нао улыбнулся. К Нике возвращалась прежняя рассудительность. Более того, вскоре выяснилось, что она не ошиблась. Восстание против ромеев ещё было в самом разгаре, но среди Северных начиналась вражда. Их колония в Аверсе сильно разрослась от вновь прибывающих молодых рыцарей. Они отказывались признавать лидерство Отвилей, лагерь которых оставался в Мельфи, и назначили своего предводителя.
Разброд начался и среди Длиннобородых.
Глава 16
– Мы уезжаем, – сказал Нао.
Ника подняла на него взгляд, в котором смешались удивление, облегчение и испуг.
– Куда?
– Сначала в Салерно к Гвемару. А если он не примет – в Неаполис.
– Почему ты берёшь меня с собой?
– Потому что не могу оставить в Мельфи одну. Но ты вольна делать всё, что хочешь.
Нао зашёл к братьям Отвилям попрощаться. Они крепко обнялись.
– Бог даст, ещё свидимся. Может быть, мы все тогда уже будем старыми и седыми.
– Возможно.
Ника радовалась тому, что остаётся с Нао, но старалась не показывать этого. Возможно, её привязанность вырастала в нечто большее, особенно после спасения у Офанто, но её замкнутый характер и скупое выражение чувств не позволяли этого понять.
Рано утром они неторопливо ехали верхом, переговариваясь, вниз от горного Мельфи в сторону моря, к Салерно.
– Почему ты не женат по-настоящему?
– Для меня это невозможно.
– Ты монах? Тебе не нравятся женщины? Ты болен?
– Нет, нет и нет, – ответил Нао, но больше ничего не добавил. Ника поняла, что настоящего ответа не получит, и не стала настаивать. Какое-то время они ехали молча.
– Мне двадцать лет, – сказала Ника, – мне давно пора иметь детей…
– Ты можешь выбрать себе мужа в Салерно. Давай я скажу Гвемару, что ты моя младшая сестра.
– Нет! – выкрикнула Ника с горячностью, но тут же смутилась и покраснела.
Нао внимательно посмотрел на её стройную невысокую фигурку, на не очень красивое, но милое лицо. Румянец окрасил его в новые краски.
Они снова надолго замолчали, и опять разговор продолжила Ника. Теперь в её словах слышалась резкость.
– Ты ведь не Длиннобородый?
Нао кивнул.
– Мне говорили, что ты русс. Это правда?
Он отрицательно покрутил головой.
– Кто же ты?
Нао посмотрел на Нику долгим печальным взглядом. Лгать ей он не мог, а как сказать правду, не знал.
– Я из далекого мира, в который хочу, но не могу вернуться.
– Почему не можешь?
– Туда закрыта дверь.
– А когда она откроется?
– Думаю, никогда.
Они опять ехали молча. Нике очень хотелось прикоснуться к руке Нао, но сидя на лошади, это было трудно. Тогда она решилась.
– Я хочу стать твоей женой по-настоящему.
– Это невозможно.
– У нас не может быть детей?
– Думаю нет, но точно не знаю. Дело даже не в этом.
– А в чем тогда?! – с досадой воскликнула девушка. Нао никогда не слышал, чтобы она кричала. И он тоже решился.
– Сейчас я мог бы тебя назвать младшей сестрой, а через двадцать лет – только своей мамой. Я не постарею.
Ника замолчала, обдумывая услышанное. Ей стало страшно, но она взяла себя в руки.
– Зачем ты пришёл сюда?
– Чтобы узнать больше о вашей земле.
– И ты не знаешь, может ли мужчина твоего мира иметь детей с женщиной отсюда?
– Не знаю.
– Так узнай! Ты же за этим приехал?! Двадцать лет… Даже десять лет – большой срок.
Логика Ники в который уже раз поразила Нао. Он долго молчал.
– Я не знаю… – наконец выдохнул он. – Только поклянись, что ты никому не скажешь, о чём мы говорили.
– Я и раньше никому не говорила.
– И обо всём необычном, что ещё узнаешь от меня.
– Клянусь, мой пришелец! – воскликнула Ника и лучезарно улыбнулась.
Как она улыбается, Нао тоже увидел впервые.
Так же не спеша они подъехали к Салерно. Стражник на воротах узнал Нао и впустил их в город. Впереди замаячил замок герцога. Они спешились, привязали коней возле памятной харчевни и дальше пошли пешком.
На зеленой лужайке перед замком под опекой няни резвилась маленькая девочка. Она, видимо, совсем недавно научилась ходить, но уже вовсю пыталась сбежать от присмотра. Увидев незнакомцев, малышка сначала остолбенела, но очень быстро испуг сменила улыбка, которую Нао тут же узнал. Дочка Гвемара.
– Как тебя зовут? – спросила Ника, по-взрослому протягивая девочке руку.
– Ши-ши-га-та…
Нао вопросительно посмотрел на няню.
– Герцог дал ей старинное имя Сишельгайта, мы зовём её просто Гайта, но она любит своё полное имя.
Гвемару доложили, что прибыл Ардуйн с супругой, и он согласился дать ему аудиенцию.
– Зачем ты приехал?
– Я хотел бы узнать, не могу ли я вернуться на службу к могущественному герцогу Салерно.
Гвемар пропустил лесть мимо ушей.
– Ты немало натворил на Тринакрии и в Мельфи. Ты стал злостным врагом ромеев, а я всегда почитал империю. Ты не боишься, что я брошу тебя в тюрьму или выдам императору?
– Это твоё право, герцог. Но я действительно не боюсь ни тюрьмы, ни смерти. Только прошу, не трогай Нику.
– Твоя жена? Кто она?
– Сирота. Её отец – воин-ромей, а мать – из Длиннобородых.
– Ты её любишь?
– Я никогда не встречал женщины проницательнее и порядочнее, чем Ника, – уклончиво ответил Нао.
Гвемар задумался. Арест Ардуйна ему ничего не давал. Восточная империя клонилась к закату, и лояльность императору теряла смысл. С другой стороны, Ардуйна он знал как человека умного, честного и верного своим обещаниям, хотя иногда непредсказуемого. Такой человек мог бы быть полезен, особенно сейчас, при непрестанной борьбе за власть и земли, когда никто не уверен в завтрашнем дне.
– У меня есть дочь Сишельгайта. Ей скоро два года. Ты видел её?
– Да. После рождения и ещё сегодня утром.
– Я хочу, чтобы ты был её воспитателем. Сначала ты должен просто стать её другом. А когда подрастёт, научишь её скакать на лошади, владеть мечом и копьём.
– Зачем это девочке?
– Дочери герцога Салерно это нужно. А вот свои кулинарные хитрости ей не рассказывай. Пищу у нас готовят на кухне, – улыбнулся Гвемар.
– Я могу всему этому научить, но есть вещи в воспитании девочки, с которыми легче справиться женщине. И с мужчиной она не будет до конца откровенной.
– Ты намекаешь на свою жену? У Гайты уже есть няня.
– Няня ухаживает. А ты говоришь о воспитании и обучении.
Гвемар задумался, но кивнул, осознав разницу.
– Твоя жена сможет тебе помочь?
– Несомненно.
– А если у вас родится свой ребенок?
– Тогда у Гайты появится младшая подруга или друг в детских играх.
– Ещё я хочу, – добавил герцог, – чтобы Гайта была сведуща во врачевании. Ты сможешь потом её этому научить?
– Смогу.
Гвемар снова замолчал, обдумывая своё решение.
– Значит так. Можешь взять жену в помощь, но жалование я плачу только мужчинам.
Нао кивнул.
– Месяц испытания. Если что-то пойдёт не так, вы угодите в тюрьму или покинете Салерно, в зависимости от тяжести проступка.
Нао снова кивнул.
– И последнее. Если вы выдержите испытание, то ты будешь воспитывать Гайту до её пятнадцатилетия. Покидать Салерно ты можешь только с моего согласия и ненадолго.
Нао кивнул в третий раз.
– Приступай. Няня переходит под твоё начало.
Всё шло хорошо. Малышка сразу подружилась с Никой. Вскоре засыпать она соглашалась только рядом с ней, смешно лепеча «ник-ник-ник». Просыпаясь ночью, Гайта видела рядом свою большую подругу и снова быстро засыпала.
Няня была не против, у неё стало меньше работы.
Но через три недели случилась неприятность. Проснувшись среди ночи, Гайта не могла уснуть, вертелась, сопела, хныкала. Через пару часов она уже плакала в голос, и успокоить её было невозможно.
Гвемар, боготворивший дочку, полуодетый, вбежал в спальню:
– Зажгите факелы, сюда врачей и стражников, а этих, – он кивнул в сторону Нао и Ники, – арестовать.
Ника, воспользовавшись замешательством, осторожно подняла девочку на руки и прижала к себе. Гайта снова заплакала. Тогда Ника сбросила с неё пеленки и осмотрела при свете зажженного факела. По спине и ягодицам девочки шли красные зигзагообразные полоски. Смесь догадки и изумления отразились на лице Ники.
– Принесите оливкового масла!
Осторожными движениями она смазала повреждения. Плач Гайты потихоньку затих, и она засопела, засыпая.
– Что это? – шептались врачи.
– Наверное, в перине завёлся клоп или кто-то похуже.
– Проверяйте перину!
– Сожгите эту перину к дьяволу! – крикнул Гвемар. – И принесите другую.
– Тише, Ваша светлость, не разбудите дочку, – шепнула Ника.
Слуги сдернули покрывало из изысканного арабского шёлка и уволокли толстую перину, набитую нежным гусиным пухом. Под ней на досках лежала маленькая горошина, на которую никто не обратил внимание. Почти никто.
– Твоя работа? – шёпотом спросил Нао.
– Ты же кому-то обещал найти настоящую принцессу? – так же шёпотом ответила Ника. – У меня оставалась одна горошина, та, которую я не положила под свою постель…
Ника осторожно опустила Гайту на новую перину, которая ничем не отличалась от предыдущей, и подошла к Гвемару.
– Не волнуйтесь, Ваша светлость, днём всё заживёт, и больше никогда такого не случится.
– Герцог, – добавил Нао, – ваша дочь – истинная принцесса. Её ждёт великое будущее.
Гвемар Четвёртый Салернский в недоумении переводил взгляд с Нао на Нику и обратно…
Начинался 42-й год по эре Ли.
Вечерний воздух, музыка слышна,
Сквозь времена доносятся слова.
Старинный голос – чтоб не забывать.
И голос новый – чтобы зазвучать.
Всё правда – не могло ошибки быть.
Всё правда – ничего не изменить.
Но встречный ветер дует сильно так,
Что шаг вперёд не сделаешь никак…
И если даже ты в чужом краю,
Забыть не может сердце боль свою.
В лазури небо,
Кварталы солнца.
Балкон и девушка не может вздох сдержать.
Вечерний воздух, музыка слышна,
Сквозь времена доносятся слова.
Старинный голос – чтоб не забывать.
И голос новый – чтобы зазвучать.
Но встречный ветер сильно дует так,
Что шаг вперёд не сделаешь никак…
Вечерний воздух,
И только голос…
Поёт Неаполь, пока слышишь ты его.
Песни
Песни Терры можно послушать на сайте http://terra-legend.space/
Addò vaje? Chi sape niente… (1974) – «Куда идёте? Те, кто ничего не знает?»
Стихотворение Эдоардо Николарди (1878 – 1954) о людях, которые, как желтые листья, летят туда, куда подует ветер. Я точно не знаю, в каком году написаны стихи и какие события послужили толчком к написанию этих строк. Вполне возможно, что наступление фашизма в Италии. Стихи превратились в песню в 1974 году благодаря певцу и композитору Пеппино Гальярди.
Angelaré (~1800) – «Анжеларé».
Песня возникла в 1700-е годы и стала известна благодаря собирателю неаполитанских песен композитору Гульельмо Коттро и его сыну, издателю Теодоро Коттро.
Sole, cielo e mare (2000) – «Солнце, небо и море».
Автор песни – певец, композитор и пианист Джиджи Д’Алессио, который исполнил её вместе с двумя другими неаполитанцами – Линой Састри и Пеппе Барра.
Serenata Napulitana (1896) – «Неаполитанская Серенада».
Одна из песен, написанная композитором Марио Паскуале Коста на стихи самого известного неаполитанского поэта Сальваторе Ди Джакомо.
Sentimento (2000) – «Чувство».
С этой песней ансамбль “Piccola Orchestra Avion Travel” из Казерты победил на фестивале Сан-Ремо 2000-го года. Песню исполнял солист ансамбля Пеппе Сервилло.
Городок Казерта расположен в 30 километрах к северу от Неаполя. В 18-м веке он был превращён в подобие Версаля, там был построен королевский дворец и разбит парк с фонтанами и водопадами.
Surdate (1910) – «Солдаты».
Говорят, что c этой песней периода 1-й мировой войны завоевал известность 27-летний поэт Либеро Бовио (1883-1942). Ведь именно в ней прозвучала знаменитая фраза «Я — неаполитанец, если я не буду петь, то умру!»
Автор музыки – Эвемеро Нарделла (1878-1950).
Silenzio cantatore (1922) – «Певучая тишина».
Композитор Гаэтано Лама написал эту песню, когда отдыхал на вилле своего друга в местечке Марина ди Камерота.
По легенде, Гаэтано Лама вышел на балкон виллы и увидел внизу среди скал изящную девушку, которая смачивала и сплетала в жгуты морскую траву – в таком виде ее использовали для вскармливания мидий. Скалы, солнце, девушка и тишина… Так родилась мелодия.
Автор стихов – Либеро Бовио.
‘Na voce antica (1992) – «Старинный голос».
Мелодия Франко Кампанино из фильма «I GUAPPI» (1974) с участием Клаудии Кардинале. Роберто Муроло и бразилец Токвиньо в 1992 году превратили мелодию в песню.